– Ну, а потом? – спросила Оля.

– Потом он предложил дождаться отца. Дело было срочное, и я согласилась. Девчонка, что была в квартире, волком на меня смотрела. И когда Глеб оставил нас двоих, я зачем-то брякнула: «Делай ноги!» Она опешила: «Почему?» И тут я поступила так гадко… Сама от себя не ожидала. Наврала ей с три короба, что Глеб – самый жуткий парень из всех, кого я знаю… Врун, изменщик, женоненавистник… Я понятия не имела, сколько они встречались. Мне хотелось, чтобы она скорее ушла и больше к нему не приходила. Это ужасно… Я чувствовала себя каким-то чудовищем! Да и вообще такое со мной было впервые. Моя связь с Глебом – как комариный укус. Раз тронешь, и чешется, чешется, чешется… Хочется разодрать рану до крови! Да еще отец подложил такую свинью, когда перевел меня в эту школу, к Глебу. А ведь я до этого ни к одному парню… – Цветолина резко замолчала, а потом быстро взглянула на Олю. – Ладно, мне пора! Мама, наверное, уже дома…

Цвета спрыгнула с подоконника. Оля последовала ее примеру.

– Цветочка! – быстро говорила Воробьева, подстраиваясь под быстрый шаг Цветолины. – Ты все-таки приходи! Будет весело! Мне ж там из девчонок и пообщаться будет не с кем!

– А Синицына и Пучкова? – удивилась Цвета.

– Ну их! – махнула рукой Оля. – Я тебе потом такое расскажу…

Вдвоем девочки дошли до гардероба, поспешно натянули куртки и выскочили на улицу. Обе тут же поежились от мороза.

– Что ж, – растерянно проговорила Оля, глядя на Цветолину. Темные волосы Константиновой, торчащие из-под шапки, тут же припорошило снегом. – Если ты все-таки придешь к Глебу…

– Увидимся в следующем году, – улыбнулась Цвета, давая понять, что к Лисину она не явится ни под каким предлогом. – С наступающим тебя, Оля Воробьева!

– И тебя с наступающим, Цветолина! – откликнулась Оля.

Цвета развернулась и быстрым шагом направилась к воротам. На улице смеркалось, снежинки кружили и падали на лицо. Оля некоторое время стояла на месте, задумчиво провожая взглядом снегоуборочную машину. В голове же звучал голос одноклассницы: «Если после встречи с человеком ты не помнишь, как жил раньше, до него, – это любовь?» Оля подумала о Жене и улыбнулась. До чего ж знакомое чувство! Девочка выбежала за школьные ворота и, миновав расположившийся неподалеку елочный базар, направилась к автобусной остановке. И у Оли также закружилась голова… От внезапной нахлынувшей радости и запаха мокрой хвои.

Сквозь пляшущие снежинки Оля смотрела на освещенный купол Исаакиевского собора.

– Ты допила? – спросил Женя.

– Да! – Девочка протянула пустой картонный стаканчик из-под кофе.

– Согрелась?

– Согрелась! Идем! Нехорошо опаздывать…

Оля и Женя вышли на украшенный Невский проспект. Внезапно Воробьева, набравшись смелости, начала негромко декламировать:

Женя замедлил шаг и с удивлением повернулся к Оле:

– Мандельштам?

Она счастливо закивала и продолжила: