— А ты где будешь?
— Неподалеку, — ответил Джинелли и улыбнулся. — Буду следить за тобой и на тот случай, если появится девица. Если она когда-нибудь приметит меня раньше, чем я ее, Уильям, мне больше никогда не придется менять сорочку. Ты понял?
— Да.
— В общем, буду держать тебя под наблюдением.
— Благодарю тебя, — сказал Билли, хотя сам не знал, что именно имел в виду. Конечно, он испытывал признательность к Джинелли, но чувство было странным, трудным, вроде той ненависти, которую временами испытывал к Хаустону и жене.
— Пор нада, — ответил Джинелли и пожал плечами. Он наклонился, обнял Билли и крепко поцеловал его в обе щеки. — Будь жестким и решительным со старым ублюдком, Уильям.
— Буду, — пообещал Билли с улыбкой и выбрался из машины. Потрепанная «Нова» укатила прочь. Билли смотрел ей в след, пока она не скрылась за углом в конце квартала. После этого направился к холму, раскачивая пакет апельсинов в руке.
Он едва заметил маленького мальчишку, который внезапно перелез через забор и бросился бежать по двору дома. В ту ночь этот мальчик проснется от кошмара с криком. В его сне огородное пугало с развевающимися волосами на черепе будет гнаться за ним. Бросившаяся на его крик мать услышит слова мальчика: Оно хочет заставить меня есть апельсины, пока я не помру! Есть их, пока не помру!
Парк был широким, прохладным и тенистым. Сбоку группа детишек карабкалась на гимнастические лесенки, скатывалась с горок. Подальше мальчики командой играли в мяч против девочек. А вокруг прогуливались люди, запускали воздушных змеев, жевали конфетки, пили кока-колу. Типичная картинка американского лета последней половины двадцатого века. На мгновение Билли ощутил теплоту к ним и ко всей этой картине.
Не хватает только цыган, подсказал внутренний голос, и снова холодок пробежал по спине, посеяв мурашки на коже. Билли скрестил руки на костлявой груди. Нужны цыгане, разве не так? Легковые машины-универсалы с наклейками на ржавых бамперах, трейлеры, фургоны с намалеванными картинами, потом Сэмюэл с булавами из кегельбана и Джина с рогаткой. И тут же все сбегаются поглазеть, увидеть жонглера, попробовать стрельнуть из рогатки, погадать, добыть микстуру или мазь, договориться с цыганкой насчет постели — или, на худой конец, помечтать об этом, понаблюдать, как собаки рвут друг друга на части. Потому все и сбегаются — уж очень странное зрелище. Конечно же, нам цыгане нужны. И всегда были нужны.
Что же, скоро они появятся, верно?
— Верно, — сказал он и сел на скамейку, которая почти полностью спряталась в тени. Ноги его внезапно задрожали и утратили силу. Вынув из пакета апельсин, он кое-как сумел его разломить. Но аппетит снова пропал, и съел он совсем немного.
Скамейка находилась в стороне, и Билли не привлекал к себе внимания, по крайне мере с дальнего расстояния. Вроде бы сидел какой-то тощий старик и дышал чистым вечерним воздухом.
Он сидел, а тень медленно перемещалась по земле. Им овладело почти фантастическое чувство отчаяния и безысходности, куда более темное, чем эти невинные летние тени. Слишком далеко все зашло. Ничего уже нельзя было исправить. Даже Джинелли с его невероятной энергией не способен изменить того, что произошло. Он только ухудшал ситуацию.