Тут пришли мужик. Трое их было, одежда у всех ветхая, обуви нет, худые все. Старший из них лет на пятьдесят был. Сам уже от седины пег, костист, высок. Взгляд усталый. Нашел глазами кавалера, поклонился ему. Двое других тоже кланялись.

— Кто старший, как звать? — без доброты в голосе спросил Волков.

— Михаэль Мюллер меня звать, господин, — сказал пегий мужик, — я здесь староста.

— Кто мой дом пограбил? — спросил кавалер у него сразу.

— Никто, господин, бывший господин, когда уезжал, все забрал.

— Бывший господин? — не верил Волков. — Неужто он и стекла из окон вынул.

— Вынул их я, — сказал Михаэль, — но велел это сделать мне он.

Врет — не врет, разве тут угадаешь, а допрос учинять Волков пока не хотел:

— И что, мебель тоже он забрал?

— Все забрал, все, — отвечал Михаэль, — вот мужики соврать не дадут. Сами ему в возы все грузили.

Мужики согласно кивали. Мол, так и было все.

— А отчего он уехал? — спросил кавалер.

— От скудости, господин, — развел руки Михаэль, — прибытков от здешней земли немного. Земля плоха. Пшеницу мы не сеем, только рожь. Скота у нас после еретиков не осталась, они весь скот побрали в прошлый приход.

— А люди где? — спросил Волков. — Землемер говорил, у вас тут три года назад двадцать дворов было.

— Так и было, господин, больше было, так потом померло много от чумы, а те, что не померли, на юг побежали в кантоны от голода.

— А дома их где? Почему всего восемь домов осталось?

Мужики стояли, печами пожимали.

— На нужды и дрова разбирали, канальи, — сразу догадался Еган.

— Господин, — стал просить Михаэль, — может, отпустите нас, потом поговорим, а то мы коней взяли в долг у господина барона Фезенклевера, землю вспахать.

— А у вас своих коней нет?

— Откуда, господин? Ни коней, ни коров у нас нету. Все как еретики забрали, так и нет. Уже три года как. А то, что спрятать нам от них удалось, так все волки порезали. Теперь из скотины на всю деревню и десяти коз не насчитаешь.

— А что ж вы пашите так поздно? — спросил Еган. — Яровые так месяц назад уже пахать нужно было. У вас же может не уродиться до осени.

— Так пахотная земля у нас в низине, ждали, пока вода сойдет, чтобы зерно не погнило.

— Господин, дозвольте я с ними пойду, погляжу, что он там пашут, — спросил Еган.

— Коня возьми, — сказал Волков.

Он был рад сейчас, что у него есть Еган.

Агнес рада была, что уехала. Хоть и тянуло ее к господину, хоть и хотелось ей лечь с ним, но все-таки, не могла она быть собой рядом с ним. Не чувствовала она рядом с ним воли. Так и висел над нею несгибаемый дух его. Очень был силен ее господин. И манил и отталкивал одновременно. И обижал еще, своим пренебрежением и нежеланием видеть в ней женщину.

Она выглядывала из окна кареты, чтобы увидеть бок Максимилиана. Он ей тоже нравился. Не так, конечно, как господин, господину хотелось подчиняться и быть покорной. Иногда. А вот юноша красив был. Губы нежные. Она бы их ему искусала. Да, искусает при первой возможности, до крови. Хорошо бы его тоже себе в лакеи взять, как и эту дебелую служанку Уту. И изводить его и изводить, до тех пор, пока он тоже, как и Ута не станет перед ней на коленях ползать. Она была уверена, что и его ей покорить удастся. Нет в нем той силы, что есть в господине. А вот в ней она была. Девушка все больше в себе чувствовала эту силу. Силу что людей заставляет покоряться. Да, хорошо бы было, взять себе Максимилиана, да разве господин позволит.