– Католики тоже свою веру навязывали силой. И налоги взимали не хуже нас.

– Да, но при Сигизмунде Третьем Смоленск и окрестные города получили магдебургское право[50]. На Руси о таком и мечтать не приходилось.

Подполковник не сдавался:

– Шляхта присягнула Алексею Михайловичу два с половиной века назад, желая сохранить в новом для них государстве прежние права и владения. Цари их права блюли. А шляхтичи до сих пор на запад косятся!

Статский советник не полез за словом в карман:

– Не забывай, что Михаил Глинка и Николай Пржевальский тоже шляхтичи. За что же ты всех мажешь одной черной краской?

– Но агентурная организация Людвига целиком состоит из них!

Алексей Николаевич рассердился:

– Вы, контрразведка, за деревьями уже не видите леса. Смоленские дворяне – верные слуги царю, я тебе назвал громкие фамилии, но не убедил. А ведь именно здесь война с Наполеоном стала восприниматься как Отечественная. Именно смоленские дворяне обратились к Александру Первому с просьбой создать народное ополчение, и здесь он подписал свой знаменитый рескрипт об этом. Не путай их с белорусской шляхтой. Смоляне присягнули Алексею Михайловичу добровольно. Кстати, на Девичьей горе. Кто не хотел, уехал в Речь Посполитую, и власти им в этом не препятствовали. Дворянство быстро приняло православие, стало русским по духу и по привычкам. А белорусская шляхта попала в Россию после раздела Польши, на полтора века позже и не по своей воле. Они успели полонизироваться, принять католичество. Ты подменил одно другим и даже не заметил этого. Люди, которых контрразведка поймала на шпионстве, – потомки не смоленских дворян, а путных и панцирных бояр. Это низшая категория бывшей шляхты, тех, кто приехал сюда как в колонию, при польских королях. У них застарелая обида: были слуги королю, а стали при Николае Первом крестьянами-однодворцами. Почитай повесть Лажечникова «Внучка панцирного боярина», там про это написано. Их мало, но они сплочены. И действительно ставят себя выше мужиков, а на панов смотрят снизу вверх. Готовый кадр для польской агентуры.

Смутившийся было Продан ухватился за последнюю фразу:

– Вот! Поляки всему виной!

Алексей Николаевич посерьезнел:

– Я часто бываю в Варшаве. И давно уже понял, что поляков нам в составе империи не удержать. По совести, отпустить бы надо. Большой самостоятельный народ – почему они не могут жить в своем государстве?

– А как это сделать? – так же серьезно ответил Продан. – Нация поделена, как они сами говорят, между тремя черными орлами[51]. Предположим, мы отпустим наших поляков. А два других орла? То, что ты предлагаешь, – химера. Если уж создавать независимую Польшу, такое решение должны принять все три императора. Но это же невозможно…

– Проблем полно, согласен. Даже если императоры согласятся, сами паны упрутся и все испортят. Там же фантомные боли прежней Речи Посполитой от можа до можа[52]. Сорок три года, что они владели Смоленском, для них достаточно, чтобы снова забрать его себе.

– Вот! – Игорь Алексеевич обратился к молчавшему до сих пор капитану Сферину. – Сам все понимает, а только играет мне на нервах.