- Тут кто-то был? - тихо спросил он, невольно подлаживаясь под тон гостя.

Седой отрицательно покачало головой. Его белые волосы были всклокочены.

- Так что же?

Но тот не промолвил ни слова.

Ян Герман постоял так еще несколько минут, затем отклеился от двери и буркнул:

- Утром сваливаешь. Я не хочу тебя здесь видеть.

И вышел.

5

Ян Герман Трудны брел по двору своей мастерской по направлению к полуоткрытым главным воротам. Кулаки он спрятал в карманах, плечи повисли. В голове клубились пьяные мысли.

Выпал снег, и все цвета куда-то исчезли. Да что же это такое, что везде я вижу одну только печаль. Снег, значит зима, еще одно время года; один год заканчивается, и скоро будет новый. Это печаль времени: ни весна меня не утешит, ни лето. Жизнь растрачивается все быстрее и быстрее. А ведь когда был ребенком, время шло так медленно; бывали месяцы словно годы, бывали года словно десятилетия; помню дни, растянувшиеся словно декабрьский сон. А теперь - почти что и нет разрыва между утром и вечером, воскресеньем и пятницей. Время сделалось спрессованным. У меня воруют жизнь. Хожу по твердому, хрустящему снегу, перед лицом пар от дыхания, холодный ветер в лицо, вороны на выцветшем небе... Пускай даже и такое четкое - знаю, что его не запомню; это мгновение слишком уж похоже на сотни иных, с которыми познакомился еще в детстве. В повторах жизни нет. Память не станет пожирать того же самого во второй раз.

Он дошел до приоткрытых ворот, вышел на улицу. Гречный повернулся к нему, бросил окурок в снег и протянул руку в знак приветствия. Трудны руки как бы и не заметил.

- Идиоты, - пробормотал он.

- Ну-у, ничего ведь не случилось.

Трудны не стал комментировать. Он огляделся по безлюдной Кручей, поднял голову на небо; лишь бы не смотреть на блондина.

- Где же это твой молодой соколик?

- Кто?

- Косой. Что, уже не ходит за тобой? Надоело играться?

- Зуб у него заболел. Пошел к дантисту рвать.

- Что, все еще молочные лезут? - с издевкой бросил в пространство Трудны.

- Ну, и долго это пан будет? Ведь это же просто случайность. Седой же ничего пану на зло не делал.

- А ты откуда знаешь? Может он вам рассказал, каким это чудом спутал мой коридор с тиром?

Гречный пожал плечами.

Теперь Трудны повернулся прямо к нему.

- Ну? - прибавил он с нажимом в голосе. - Сказал?

- Успокойся, пан. С каждым может случиться...

- Да ты что, головкой стукнулся? Это что же с каждым может случиться? Или хочешь сказать, будто Седой по причине исполнения всех этих ваших приговоров получил нервное расстройство, что время от времени вытаскивает пушку и палит в собственную тень? Вот так, случилось с ним! Ты что, блин, за дебила меня держишь?!

Гречный смешался.

- Пане не понимает... - буркнул он себе под нос.

- Вот тут ты прав на все сто.

- Он... увидал.

- Что? Что увидал? Может привидение?

Гречный скривился и опустил глаза на собственные ботинки, которые тут же начал рьяно очищать от грязи и снега, вытирая их о выступ тротуара.

Трудны глазам своим не верил.

- Именно это он вам и сказал? - отшатнулся он. - Что стрелял в привидение...?