Вот бы и Православной церкви такой иметь. Можно было бы и княжеские усобицы пресечь, и драчливых соседей образумить, и новые земли под руку истиной веры привести.

— Все прочь.

Сказано было негромко, но так, что через несколько секунд Мишка с Илларионом остались с глазу на глаз. Дед с Никифором и сопровождающие Иллариона монахи удалились на почтительное расстояние.

«Есть контакт! Клюнул грек!»

— Откуда мысли такие, отрок Михаил?

— Прости, отче, неприятные вещи придется говорить.

— Считай, что ты на исповеди. Тебе сколько лет?

— Тринадцать, отче. Я понимаю: странно от мальчишки такие речи слышать, но я — командир «Младшей стражи» и…

— Что за «Младшая стража»?

— Когда наша сотня на рать уходит, кому-то надо село охранять. Кругом язычники и граница с Волынью рядом. Вот «Младшая стража» из мальчишек и набирается. Для того и самострелы, и воинское учение. Этому обычаю уже больше ста…

— Понятно, так что ты говорил…

— Я — командир «Младшей стражи», а когда людьми командуешь и от тебя зависит безопасность почти пяти сотен людей, мыслить по-детски нельзя.

— Да нет же! — Илларион досадливо поморщился и это было первым проявлением эмоций за весь разговор. — Что ты про неприятные вещи говорил?

— Рюриковичи землю делят, растаскивают Русь по кускам. Наша сотня еще Ярославом Мудрым здесь поселена и никто не знает: на чью сторону мы встанем, если Туров от Киева отложиться надумает. Когда сотник Кирилл от ран еще не оправился, Великий князь Владимир Всеволодович над сотней своего боярина поставил, а тот сотню чуть не под полное истребление подвел, чудом спаслись. Есть у ратников подозрение, что сделано это было намерено. Сейчас сотник Кирилл здоров, ты, отче, сам видел, но в покое нас не оставят. Вот если бы мы, как орден, мирским властям не подчинялись, а только Церкви…

— Тринадцать лет… В каком возрасте у вас ратниками становятся?

— В шестнадцать или в семнадцать, отче, как выйдет.

— Значит, через три или четыре… — Илларион помолчал, потом неожиданно спросил: — Сотником, наверно, стать хочешь?

— Ну, не сразу… И должность эта не наследственная, а выборная.

— А если под рукой Церкви окажетесь, будет назначаемая. Понимаешь меня?

— Да, отче, понимаю. Только с благословения Святой Церкви…

— О нашем разговоре — никому. Деду твоему должность сотника вернем. Феофан!

— Слушаю, брат Илларион. — «Особист» вырос за плечом иеромонаха, словно и не отходил вместе со всеми в сторону.

— Передашь тысяцкому: скоморохов с торга гнать нещадно! — Распорядился Илларион. — Отрокам на торгу представлять невозбранно и… с музыкой.

«Однако! „Нещадно“ это значит, что можно даже убивать. Византиец, он и на Руси — византиец».

— Но Владыка… — Попробовал что-то возразить Феофан.

— С Его Преосвященством переговорю сам! — Перебил недослушав Илларион. — Сотник Кирилл!

— Здесь, отче! — Дед бодро прихромал из ближнего угла амбара.

— За внука хвалю! Правильно воспитываешь. С князем увидишься, обещаю. Храни вас Бог!

Никифор пошел провожать Иллариона со свитой, а дед сразу же прицепился к Мишке с расспросами.

— Деда, потом, не при пацанах. Ребята! Иеромонах одобрил! Разрешил на торгу представлять! Поздравляю, наша взяла!