Господь не во всякое время, когда Он близок к святым Своим, в помощь им без нужды явно показывает силу Свою в каком-либо деле и чувственном знамении, чтобы оказываемая им помощь не сделалась бесполезною и не послужила к какому вреду. И делает сие, промышляя о святых и желая показать им, что и на час не прекращает тайного Своего о них попечения, но во всяком деле предоставляет им, по мере сил, показать свой подвиг и потрудиться в молитве. (С. 153)

Молитва есть сеяние, а созерцание – собирание рукоятей, при котором жнущий приводится в изумление неизглаголанным видением, как из малых и голых посеянных им зерен вдруг произросли пред ним такие красивые класы. И он в собственном своем делании пребывает без всякого движения, потому что всякая совершаемая молитва есть моление, заключающее в себе или прошение, или благодарение, или хваление. (С. 61–62)

Некто рассказывал мне из собственного своего опыта: «В которые дни имею я беседу с кем-нибудь, в те съедаю по три или по четыре сухаря на день; и если стану принуждать себя к молитве, то ум мой не имеет дерзновения к Богу и не могу устремить к Нему мысли. Когда же разлучусь с собеседниками на безмолвие, в первый день принуждаю себя съесть полтора сухаря, во второй – один, а как скоро утвердится ум мой в безмолвии, усиливаюсь съесть один целый сухарь – и не могу; ум же мой непрестанно с дерзновением беседует с Богом, хотя и не понуждаю его к тому, и светозарность Божества, не оскудевая, осиявает меня и влечет меня видеть красоту Божественного света и увеселяться ею. Если же во время безмолвия приключится кому прийти и говорить со мною хотя один час, невозможно мне тогда не прибавить пищи, не оставить чего из правила, не расслабеть умом к созерцанию оного света». (С. 44)

Если говоришь… что душа не имеет дерзновения в молитве, как не препобедившая еще страстей, то представляется мне в том и другом противоречие, хотя я и невежда. Ибо если душа не препобедила страстей, то как ей иметь попечение о чистоте? (С. 254)

Как сладка беседа с духовными нашими братиями, если только можем сохранить при оной и собеседование с Богом! Наконец, хорошо заботиться и о сем, пока соблюдается в этом соразмерность, то есть пока под этим предлогом можно не утратить сокровенного делания и жития и непрестанного собеседования с Богом. Последнему бывает помешательством точное соблюдение первого; ум недостаточен к тому, чтобы вести два беседования. (С. 410)

Если не ожесточит кто собственного сердца своего и не будет с усилием удерживать милосердия своего так, чтобы стать далеким от попечения о всем дольнем, и ради Бога, и ради чего-либо житейского, и не станет пребывать в одной молитве в определенные на то времена, то не может он быть свободным от смущения и заботы и пребывать в безмолвии. (С. 58)

Для чего… человек, так нерассудительно распоряжаешься собою? Ночью совершаешь всенощное стояние и утруждаешь себя псалмопениями, песнословиями и молениями, но тяжелым и немалым кажется тебе, при кратковременной рачительности во время дня, сподобиться благодати Божией за злострадание твое с другом. Для чего утруждаешь себя, и ночью сеешь, а днем уничтожаешь труд свой, оказываешься бесплодным, расточаешь бодрственность, трезвенность и горячность, которую приобрел, напрасно губишь труд свой в тревожных собеседованиях с людьми и вещами, без всякого основательного к тому предлога? Ибо если бы у тебя ночному упражнению сообразными сделались дневное делание и горячность сердечной беседы и не было бы промежутка между тем и другим, то в короткое время мог бы ты припасть к персям Иисусовым. (С. 358)