Отряд уходил в глубину леса. Овраг петлял, но западное направление выдерживал. Когда он сгладился, по дебрям оставалось пройти не больше версты.
Бойцы вступили на замаскированную тропку. У приметной раскидистой осины они передавали по цепочке команду: максимум осторожности! Несчастных случаев здесь пока не бывало, но техника безопасности того требовала. Проволока, висящая над тропой, была почти незаметна. При ее натяге сработали бы две мощные лимонки, упакованные от непогоды в кожаный футляр. Уцелели бы немногие. Опасное место партизаны обходили. Желающих перепрыгнуть через проволоку не нашлось.
За очередной лощиной начинались скалы. Они возвышались над оврагом причудливыми столбами, подступали вплотную к обрывистым скатам. Дальше было еще одно опасное место. Отряд ушел с основной тропы. Люди протискивались вперед впритирку к каменистому обрыву. Не сделай они так, рванула бы мощная противопехотная мина, за ней еще парочка.
Другой дороги на базу с данного направления не было. Скалы плотно окружали партизанский лагерь. Расщелины и пещеры вели в никуда. Здесь не пробилось бы даже горно-егерское подразделение, оснащенное альпинистским снаряжением. Оно завязло бы в каменном месиве, стало бы отличной мишенью для круглосуточно бдящих пулеметных расчетов.
Еще один выход из урочища имелся на западе. Там любой чужак рисковал упасть с обрыва и сгинуть в гиблом болоте.
Партизаны выбирались из оврага, пропадали по одному в узкой расщелине, выход из которой был заминирован. Заряд располагался так, чтобы при взрыве произошел обвал, который похоронил бы всех, кто оказался в проходе. Выйти не сумел бы никто.
Проход вдоль скалы ограничивали колья, вбитые в землю. Партизаны называли их спотыкачами. Да, лучше уж споткнуться, чем разлететься кусками по округе.
Партизаны спускались по склону в разреженный лес. Начиналась безопасная зона. Под соснами и рослыми пихтами приютилась база. Землянки, вырытые кругами, несколько пересекающихся траншей, пара глубоких блиндажей на случай бомбежки с воздуха. Здесь имелись баня, сараи и склады из рубленого леса, учебный класс и даже что-то вроде гауптвахты в глубоком подполе.
Под землю партизаны сильно не зарывались, в этом не было нужды. При грамотной охране городище посреди урочища было неприступно.
На юге партизанская база упиралась в обрыв, под которым протекала узкая, но сравнительно глубокая речушка. Но подкрасться водным путем противник никак не мог. Дело не в стремительном течении. На востоке река выбивалась из скалы, выныривала на поверхность фактически из-под земли. А вот уносилась она в относительно широкий пролом между скалами, впадала в озеро, находящееся за пределами урочища.
Это был один из путей экстренной эвакуации базы. В обрыве были прорезаны ступени. На узкой кромке берега хранились плоты, укрытые брезентом. Эта своеобразная пристань тоже охранялась. За ней круглосуточно следили часовые.
Люди растекались по базе. Их встречали как родных. Уже топилась банька. Звенела ручная пила, энергично стучал топор. Из трубы полевой кухни, расположенной в приямке, обитом досками, струился ароматный дымок. Кудахтали куры в сарае. Из курилки, устроенной за молодыми пихтами, доносился гомерический смех, разлетались слова, неприемлемые в печати, но вполне пригодные для доверительного общения. База жила своей обыденной жизнью.