Креб чувствовал, что ее сотрясает дрожь.

– Что случилось с Мамой? – испуганно спросил Дарк, усевшись на подстилке. Никогда раньше он не слышал, чтобы Мама так кричала. Эйла успокаивающе погладила сына по голове.

– Что за сон, Эйла? – спросил Креб. – Опять про пещерного льва?

– Нет, другой. Теперь я припоминаю его лишь смутно. – Эйла вновь вздрогнула. – Креб, к чему этот сон? Я думала, что навсегда избавилась от ночных кошмаров.

Креб привлек ее к себе, и Эйла благодарно прижалась к нему. Оба вдруг вспомнили, что давно не сидели так, и обнялись крепче.

– Креб, Креб, мне так часто хотелось тебя обнять. Но я боялась, что ты рассердишься и оттолкнешь меня. В детстве, когда я была непослушной девчонкой, я часто тебя огорчала. Я знаю, сейчас тебе тоже есть, за что на меня сердиться. Но я люблю тебя, Креб.

– Эйла, даже когда ты была маленькой, мне трудно было бранить тебя за твои проступки. Я никогда не мог по-настоящему на тебя рассердиться, я слишком люблю тебя. Я люблю тебя и сейчас. Мне так жаль, что по моей вине у тебя пропало молоко.

– Но твоей вины тут нет, Креб. Я сама во всем виновата. Я и не думала тебя упрекать.

– Зато я корил себя множество раз. Но я не знал, что молоко пропадет, если женщина долго не кормит ребенка. Ты хотела побыть наедине со своей печалью; я думал, лучше не тревожить тебя лишний раз.

– Откуда тебе было знать про молоко, Креб? Мужчины не разбираются в таких вещах. Они не прочь повозиться с ребенком, когда он весел и сыт, но, стоит ему захныкать, спешат вернуть его матери. К тому же Дарку не навредило то, что он остался без материнского молока. Посмотри, какой он сильный и крупный, никто бы и не подумал, что для него еще не кончился год отнятия от груди.

– Но, Эйла, я видел, что тебе больно, что ты не можешь кормить ребенка сама.

– Тебе больно, Мама? – прервал Дарк, который до сих пор не мог успокоиться.

– Нет, Дарк. Маме не больно. У Мамы все хорошо.

– Почему он зовет тебя этим словом, Эйла?

Эйла слегка зарделась:

– Мы с ним играли – выкрикивали разные созвучия. Эти ему понравились, и он решил звать меня так.

Креб понимающе кивнул:

– Да, всех женщин в Клане он зовет матерями, а для тебя придумал особенное имя. Наверное, для него оно означает мать.

– Для меня тоже.

– Когда Иза нашла тебя, ты умела издавать губами множество созвучий. Наверное, люди твоего племени изъяснялись вслух.

– Люди моего племени – это люди Клана. Я женщина Клана.

– Нет, Эйла. – Креб жестикулировал неспешно и веско. – Ты не женщина Клана. Ты одна из Других.

– То же самое сказала мне Иза перед тем, как умереть.

Креб вскинул на нее изумленный взгляд:

– Неужели Иза тоже знала это? Она была на редкость мудрой женщиной, Эйла. Мне самому открылось, что ты принадлежишь Другим, лишь в ту ночь, когда ты проникла в потайное святилище.

– Поверь, Креб, я не замышляла ничего дурного. Сама не знаю, как я там очутилась. Понимаю только, я совершила что-то ужасное. Мне казалось, что после этого ты меня разлюбил.

– Нет, Эйла, я тебя не разлюбил. Я не разлюблю тебя никогда.

– Дарк хочет есть, – неожиданно заявил малыш. Он никак не мог забыть пронзительный вскрик матери, и оживленный разговор между Кребом и Эйлой был ему не по нраву.