Я поклонился в знак согласия. Капитан не обращался ко мне с вопросом, следовательно, и ответа не требовалось.

Этот человек объяснялся по-французски вполне правильно, без малейшего акцента. Его произношение было безукоризненно, слова точны, легкость речи исключительная. И, несмотря на это, я не чувствовал в нем соотечественника.

Он продолжал свою речь:

— Без сомнения, господа, вы убеждены, что я несколько запоздал со своим вторым визитом. Но, узнав, кто вы такие, я должен был обдумать, как поступить с вами. Я долго колебался. Досадные обстоятельства столкнули вас со мной — человеком, который порвал со всем человечеством. Вы нарушил мое уединение…

— Невольно, — сказал я.

— Невольно? — повторил незнакомец, возвышая голос. — Разве «Авраам Линкольн» невольно охотился за мною по всем морям? Разве невольно предприняли вы плавание именно на этом фрегате? И ваши ядра невольно попали в корпус моего судна? А мистер Ленд тоже невольно метнул в меня гарпуном?

Я почувствовал в его словах сдерживаемое раздражение. Но на все эти упрека у меня был совершенно естественный ответ.

— Сударь, — сказал я, — без сомнения, вам неизвестны споры, которые вы возбудили в Америке и в Европе. Вы не знаете, что ряд происшествий, вызванных столкновением с вашим подводным судном, взволновал общественное мнение двух материков. Я. избавлю вас от перечисления всех бесчисленных гипотез, которыми пытались объяснить эту загадку, ключ к которой известен только вам. Но знайте же, что, преследуя вас до самых отдаленных частей Тихого океана, «Авраам Линкольн» был уверен, что он охотится за каким-то могучим морским чудовищем, от которого он должен любой ценой освободить моря.

Что-то вроде улыбки промелькнуло на лице капитана.

Он продолжал более спокойным тоном:

— Господин Аронакс, осмелитесь ли вы утверждать, что фрегат не стал бы преследовать и обстреливать подводное судно совершенно так же, как морское чудовище?

Этот вопрос смутил меня, ибо действительно капитан Фарагут не поколебался бы сделать это. Он считал бы своим долгом уничтожить подводный корабль так же, как и гигантского нарвала. Я ничего не ответил.

Капитан продолжал:

— Итак, вы понимаете, что я имею право обращаться с вами, как с врагами?

Я снова промолчал, и совершенно сознательно. К чему обсуждать подобный вопрос, когда сила может разрушить ваши лучшие доказательства?

— Я долго колебался, — продолжал капитан. — Ничто не обязывало меня быть гостеприимным. Если бы я решил избавиться от вас, мне не было никакого смысла видаться с вами еще раз. Я мог выбросить вас обратно на палубу этого судна, погрузиться в море и… забыть, что вы когда-либо существовали. Разве я не в праве был так поступить?

— Это было бы правом дикаря, но не культурного человека, — ответил я.

— Господин профессор, — живо возразил капитан, — я не знаю, что вы называете «правом культурного человека». Я порвал с обществом по причинам, о важности которых я один имею право судить. Я не повинуюсь законам этого общества, и я предлагаю вам никогда не упоминать о них при мне.

Это было сказано очень резко. Глаза неизвестного зажглись гневом и презрением. У меня мелькнула догадка, что прошлое этого человека таило нечто страшное. Недаром же он поставил себя выше человеческих законов и ушел за пределы досягаемости.