Двести тысяч русских солдат и офицеров, убитых, искалеченных и пропавших без вести, не входили в число этих убытков.
Сан-Стефанский договор породил скрытую войну в Европе. Англия, Австро-Венгрия, Франция усилили дипломатический нажим. Истощенное войной русское правительство вынуждено было передать на международное обсуждение некоторые статьи договора. Конференция европейских держав открылась 1 июня 1878 года, войдя в историю под названием Берлинского конгресса.
На конгрессе председательствовал канцлер Германии Бисмарк, игравший роль арбитра, но на деле всячески поддерживавший притязания Австро-Венгрии. Россия оказалась в изоляции. В результате длительной дипломатической борьбы, закулисных интриг и прямых угроз европейских стран, обеспокоенных усилением русского влияния на Балканах, Сан-Стефанский договор во многом был пересмотрен. Единая Болгария была искусственно разделена: северная ее половина от Дуная до гор Стара-Планина получила статус автономного княжества; южная оставалась провинцией Турции под названием Восточная Румелия.
Двумя месяцами позже в небольшой Софийской кафане сидели два молодых офицера: подполковник с иссеченным шрамами лицом и штабс-капитан. Подполковник хмуро курил, а капитан просматривал длинное письмо. К столу подошел пожилой болгарин. Молча поставил кашкавал, хлеб, кувшин вина.
— Скару подам, как готова будет, — сказал он.
— Меня могут спросить, — предупредил подполковник.
— Я укажу. Да ви е сладко.
— Благодаря ви, — подполковник разлил вино в глиняные чаши. — На здраве, брат.
— На здраве, Гавриил.
Братья выпили, и Федор с молодым аппетитом накинулся на еду. Гавриил нехотя отщипывал хлеб. Спросил скорее чтобы нарушить молчание, чем из любопытства:
— Что пишет Василий?
— Изволь, — Федор развернул письмо. — У Маши благополучно отрастают волосы, начала музицировать. Коля в гимназии… Далее идет нечто невразумительное: он, видишь ли, не согласен с графом Толстым. «…А если кумиры ваши начинают излагать ложь, уйдите, дабы сохранить великую любовь в сердце своем. Вот почему я решительно попросил освободить меня от обязанностей учителя…» Как это тебе нравится?
— Каждый волен поступать согласно собственной совести.
— А деньги как он будет зарабатывать?
— Олексины стали думать о деньгах, — невесело усмехнулся Гавриил. — Васька прав, Федор: не сотвори себе кумира.
— Есть люди, которых ничему не учит жизнь, брат.
— И знаешь, они мне по душе: им можно доверять. — А вот тем, которые все время тщатся попасть в ногу с веком… — он помолчал. — Кумир, Федька, может быть в разном обличив, ты не находишь? Карьера — это ведь тоже кумир.
— Возможно, — Федор достал из стоявшего на полу саквояжа, измятый пакет. — Знаешь, что это? Рекомендация полковника Бордель фон Борделиуса. Хватило же у меня характера самому себя отрекомендовать. И заметь, не в гостиной.
— Не понял, извини.
— А я понял, что мое предназначение — служить отечеству в военном мундире, — напыщенно сказал Федор, кинув пакет в саквояж. — Васька, конечно, блаженный, но куда честнее нас поступает. Страшно не тогда, когда кумир рушится, — страшно, когда он создается.