— Что ты понимаешь б красоте! Ты же дикая, как шиповник, — это должно было бы прозвучать обидно, если бы не взгляд, которым он смотрел на девушку Теперь на настоящую.

— Хотя... если тебя причесать и приодеть, то... то, пожалуй, не все еще пропало. Ай! Вот это было нечестно и недостойно благородного воина!

— А шиповнику можно, — Иллис нашарила на кровати еще одну подушку.

— Шиповник вообще подушками не дерется, это растение! Что у тебя было по природопознанию?!

— А у тебя? Растения еще и не сидят на кроватях, не носят одежду, не целуются...

— Иллис вдруг покраснела, будто сама только что поняла, что произнесла вслух. Смутилась. Машинально провела языком по губам, и Кириан нервно сглотнул.

— Тогда... ты, должно быть, очень редкое растение... — голос его мгновенно осип, и даже шепот получался сбивчивым и прерывистым. — Я бы даже сказал — уникальное.

И очень, очень соблазнительное...

Кириан тут же придвинулся ближе, не сводя глаз с розового остренького язычка, который еще раз провел по нижней губе. Нарочно она, что ли?!

— Угу, уже теплее, а еще я по... — а дальше стало не просто «тепло», а сразу горячо, как в жерле вулкана. Потому что он перехватил сначала подушку, которая тут же отлетела в сторону, а потом и саму Иллис.

Следующие минут десять они не разговаривали. Целовались. Только на этот раз все было по-другому. Не было той болезненной вчерашней страсти, когда хотелось сминать чужие губы своими, сжимать в объятиях до синяков, до боли и ставить свои метки везде, куда только можно дотянуться. Доказывая себе: мой! моя! Сегодня они будто заново знакомились друг с другом, пробовали друг друга на вкус, трепетно и очень нежно.

Иллис плыла сквозь туман этих поцелуев, не чувствуя собственного веса, слоено парила в его руках. Ей было так хорошо, что все страхи и неуверенность растворились все 8 том же тумане, исчезли, забылись.

А его пальцы зарывались в волосы, гладили шею, за ушком, потом плавно переместились на спину, не переставая поглаживать. Она была такая теплая, близкая, такая живая.

И от того, как она вздрагивала, прижималась к нему, отвечала на поцелуи, немного неумело, но с такой неподдельной страстью, его самого нешуточно вело, кружило как в водовороте. Рука сама собой скользнула под ее рубашку, вниз по плечу. Какая же у нее кожа!

И вдруг Иллис напряглась. Кириан чуть отстранился, вопросительно заглядывая ей в глаза, и увидел там, за туманом удовольствия, едва заметный страх. Медленно, страшась испугать еще больше, он убрал руку и провел тыльной стороной по ее щеке. Глубоко вздохнул.

— Я не сделаю ничего, что не понравится тебе.

— Я знаю, просто... я... — нет, она не боялась близости. Но ведь там... там шрамы. Гадкие, уродливые, рваные следы смерти. И нежелание показывать их, а тем более ЕМУ, оказалось сильнее.

Кириан легко коснулся губами ее виска, словно давая понять, что продолжать не обязательно. И преувеличенно бодро предложил:

— А не заняться ли нам... хм... обедом? — неожиданно для себя закончил он, заметив благополучно забытый на столе поднос и вспомнив, что обещал Льену. — Хеллес, мы про него совсем забыли!