— Прощай! — донесся пси-крик Магэльфа, пережившего те же впечатления; Машина Всех Машин не могла спасти его, как и собственная мощь.

И в этот момент в события снова вмешался некто третий, тот, кто помог Никите и Магэльфу выбраться из коллапсирующего хрона. Им оказался… Дадхикраван!

— Держитесь, Посланник! — услышал-ощутил внезапно Сухов. Появилось ощущение, будто горячая твердая ладонь поддержала его под локоть, и было это ощущение столь явственным, что Никита даже увидел рядом сосредоточенного псевдочеловека. Ладонь придала новые силы, через нее в тело Посланника влилась целая река энергии — Дадхикраван тратил собственные запасы с безумной щедростью, и, почувствовав, что это означает, Никита рванулся прочь из Суфэтха, не забыв увлечь за собой Магэльфа, еще не растворившегося в абсолютном светомраке «кладбища Шаданакара».

Показалось Сухову — на краткий миг он увидел Большую Вселенную: плотнейшую, плотнее ядерной, субстанцию, передергиваемую судорогами сверхнапряжений, в которой вспыхивали, расширялись, росли и снова сжимались ансамбли Метавселенных наподобие Веера, а также проще и куда сложнее, и грандиозная эта картина, Апокалипсис Вечности и Бесконечности, заставила Никиту ужаснуться от восторга и испытать невиданную боль и горечь: оценить Большую Вселенную, объект бесконечной сложности, постичь ее разумом живущего в ней существа, даже такого великого, как Люцифер, было невозможно. Как оценить то, что нельзя оценить ни пятью, ни тридцатью пятью чувствами?

Понял Никита и то, что вряд ли когда-нибудь еще удастся облечь в слова и образы увиденное им на уровне сверхсознания, выразить эту картину доступными ему средствами. Как описать то, что невозможно описать ни человеческим, ни каким-либо другим языком? Беспредельное разнообразие невыразимо, как и предельное совершенство…

Очнулся он в мертвом, но не сжимающемся в точку мире, на краю «лестницы» Шаданакара, еще очень близко от Суфэтха. Рядом болтался, цепко удерживаемый «захватом» магиполя, закуклившийся рой Магэльфа — универтер исчез — и плавал в ауре бледного сияния Дадхикраван. Вернее, тень его, зыбящаяся, неплотная, просвечивающая, как кисейная занавеска. Весь океан энергии, запасенный им в себе — в принципе бывший темпорал и был сгустком энергии с организацией мыслящего существа, — позволявший ему беспрепятственно проникать в любой уголок Веера, он отдал Никите, спасая его от смертельных объятий Суфэтха.

Не останавливаясь, Сухов продавил мечом квантовый барьер соседнего хрона, давно перестав обращать внимание на сопутствующие просачиванию сквозь барьер ощущения, и шел так до тех пор, пока не оказался в мире Велиала.

— Опусти меч, Посланник, — послышался ему знакомый звучный, богатый интонациями пси-голос. — Ты среди друзей.

— Зу-л-Кифл! — пробормотал Никита, вдруг почувствовав невыносимую тяжесть меча.

Сфера ощущений Посланника стремительно сжалась до размеров человеческого тела. Он «выпал» из сверхсознания, ритм мышления и скорость реакций снизились до нормальных, человеческих.

Он огляделся: песчаный берег, река, не земной, но лес невдалеке, — и не успел ничего сообразить, как вдруг кто-то обнял его, прижался к груди, и горячие губы коснулись его сухих, воспаленных глаз, щек, губ.