Никита, на которого будто вылили ушат холодной воды, опомнился, глянул на правую руку: коричневый «ожог» в форме пятиконечной звезды переместился уже на предплечье. Вспомнился «удар холодом», которым ответила звезда на прикосновение, душу на мгновение защемил страх.

— Что все-таки это такое? Скажешь ты наконец или нет?

— «Зарытый» в шумах сигнал, — Толя усмехнулся, — говоря научным языком. А вообще — Весть. Когда-нибудь проявится. А может быть, и нет. Терпи. И не показывай ее никому без надобности. Вот еще что. — Такэда поднял руку, предупреждая возражение танцора. — Бери Ксению и уезжай с ней на юг, недели на две, все равно куда. «Печать зла» действует и на нее, пока ты жив. Думаю, за тысячи километров от столицы она потеряет силу. Не могу же я все время подстраховывать обоих сразу. Звони.

Он ушел. А Никита остался сидеть в машине с ощущением, будто ему врезали по больному глазу.

В два часа дня он с недоумением разглядывал повестку в милицию, только что вынутую из почтового ящика. Прочитал еще раз: «В случае неявки взимается штраф в размере двух тысяч рублей». Хмыкнул. Такой суммой можно было бы и пренебречь, но Сухов был законопослушным гражданином своей страны и конфликтовать с властью не хотел.

В два сорок он подкатил в райотдел милиции, осведомился у дежурного, где находится комната под номером одиннадцать, и зашел.

Комната оказалась небольшой, уютной, со стенами, окрашенными голубой масляной краской, по которым были развешаны плакаты с рекламой боевого самбо и фото машин производства АЗЛК. Стол, шесть стульев, сейф и книжный шкаф радовали глаз чистотой и простотой линий. Портрет Феликса Эдмундовича дополнял эстетическое убранство кабинета.

За столом с работающим вентилятором сидел лысый мужчина средних лет, с лицом бледным и болезненным. Губы на этом лице почти не выделялись, зато нос поражал величиной и формой. Покатые плечи, пухлые руки, штатский костюм (пиджак — в такую жару?!), зеленая рубашка со сползшим галстуком. «Господи, в какую эпоху я попал?» — с недоумением подумал Никита. Но вслух сказал:

— Я по поводу повестки. Видимо, здесь какая-то ошибка…

Хозяин кабинета молча взял повестку, поискал что-то в куче бумаг, вытащил три серых листа с каким-то текстом, прочитал и поднял на Никиту водянистые, без выражения, глаза. Голос у него оказался хриплым и мокрым, будто он вот-вот начнет отхаркиваться.

— Документы!

Никита протянул паспорт.

Лысый мельком взглянул на портрет владельца документа, отложил паспорт в сторону.

— Вы обвиняетесь в дебоширстве, учинении драки в уличном переходе, столкновении с машиной известного дипломата, наезде на автомашину коммерческого объединения «Валга» и нанесении побоев двум его работникам.

— Что?! — Никита не поверил своим ушам.

— Хватит на то, чтобы сесть по двум статьям на срок от трех до пяти лет. У вас есть смягчающие вину обстоятельства?

— Но это не правда! — возмутился Сухов, справившись с изумлением. — При чем тут моя вина? Я ни в чем не виноват.

— Да? — удивился сотрудник райотдела и вдруг, побагровев, заорал:

— Ты мне здесь невиноватика не строй! Знаем мы таких тихих! Балетчик! Привык небось плевать на закон. Каждый день новая баба, машина, бары, рестораны, коньяк… Нет, скажешь? Я вас всех, танцоров, знаю как облупленных. Живете, не считаясь…