В этот момент терпение мадам Лилит иссякло, о чем она не преминула сообщить. Ифритка отвернулась, подошла к столу и уперлась в него кулаками, буквально нависая над первым советником.

— Предупреждаю: плохая память — не лучший союзник. Не советую забывать про вторую часть уговора.

Мадам Лилит холодно посмотрела на нее.

— Я никогда не забываю про заключенные сделки…

Правильно, вы их просто нарушаете.

— …но раз вы затронули эту тему, тоже воспользуюсь случаем и напомню: если, начиная с завтрашнего дня, хоть один ифрит появится на территории Затерянного королевства…

— Не появится, — перебила госпожа Остиопатра, — я ручаюсь и лично за этим прослежу, как и за переводом моего внука в другую Академию.

Первый советник иронически улыбнулась и вернулась к бумагам, не посчитав нужным даже попрощаться.

Через минуту только гора сундуков и пергаментный сверток указывали на то, что давешняя сцена мне не привиделась. Когда звук шагов в зеркале стих, мадам Лилит перестала притворяться, что изучает документы, резким взмахом запечатала зеркало и пробормотала сквозь зубы что-то про «скользких экономных ифритов». Потом откинулась на спинку кресла и одарила меня не слишком приветливым взглядом.

— Ну что, довольна?

— Счастлива, — подтвердила я, — но вы не имеете к этому никакого отношения. Если бы не госпожа Остиопатра, вы бы без малейшего зазрения совести обрекли Озриэля на мучительную смерть.

— Осторожнее, Ливи, — вкрадчиво сказала она, подаваясь вперед, — я все еще могу это сделать.

Я хотела возразить, что ее угроза мало согласуется с обещанием, данным ифритке, и вряд ли мадам Лилит захочет навлечь на себя ее гнев, но рассудила, что не стоит испытывать судьбу, и промолчала. Спасти Озриэля намного важнее сиюминутного желания щелкнуть первого советника по носу. Поэтому я просто спросила:

— Вы сегодня отпустите его?

— Такого уговора не было, — отрезала она. — Бабулю я сразу предупредила: пусть бушует, сколько влезет, но он получит свободу не раньше, чем закончится праздник. Мне не нужны сюрпризы от кучки студентов, которые могут поставить под угрозу дело моей жизни. Еще в свой первый день в Академии, снимая гигантского слизняка с люстры в обеденном зале, я усвоила раз и навсегда: никогда не знаешь, что взбредет вам в голову.

По челу первого советника скользнула тень неудовольствия, к которой было примешано что-то еще. В этом «чем-то еще» я не без труда узнала неуверенность — эмоцию, столь редко посещающую ее, а потому со скрежетом поддающуюся опознанию. Я поняла, что госпожа Остиопатра одна из тех немногих, кто заставляет мадам Лилит чувствовать себя неуютно, и это ей чертовски не нравится.

— Значит, после праздника, когда все ваши аппетиты будут удовлетворены, Озриэля отпустят?

— Да, — нехотя признала мадам Лилит, но упоминание о грядущем повышении из первого советника в королевы явно улучшило ее настроение. — Правда о твоем освобождении речи не шло, — сладко добавила она, поерзала в кресле и сложила ручки под грудью. Заметив, как я нервно покосилась на песочные часы, великодушно махнула рукой. — Можешь идти. Будет печально, если ифрит рассыплется, так и не дождавшись запасной шкуры.