В рассеянном свете фонарей женщина казалась феей, нимфой, грациозно перепрыгивающей через лужи.
— Пожалуйста, не спешите, — спохватился он.
Дама уже приблизилась и остановилась напротив, полускрытая тенью уличного столба.
Пышная грудь бурно вздымается, в одной руке зажат пухлый ридикюль, во второй — кружевной платочек, которым она активно обмахивается.
— Госпожа К? — уточнил Хоррибл срывающимся голосом.
Женщина кивнула.
— Да, простите за опоздание, возникли проблемы с транспортом, — пробормотала она, запихивая в ридикюль нечто, напоминающее свечной огарок, потом шагнула вперед, оказавшись прямо под фонарем, и откинула упавшие на лицо волосы.
Один глаз у нее был зеленый, второй фиолетовый. Букет в руках Хоррибла аж нагрелся.
— Это мне? — спросила она, кивая на цветы.
— Ах да, — спохватился Хоррибл, протягивая цветы и молясь о том, чтобы она не знала о значении этого сорта анютиных глазок.
Госпожа К. приняла подношение и повертела с нескрываемым удовольствием:
— Мм, эмоциональные анютины глазки, люблю мужчин с серьезными намерениями! — Она прищурилась и скользнула по нему оценивающим взглядом сверху донизу и обратно. — Именно таким я вас себе и представляла.
— Правда? — растерялся Хоррибл. — То есть вы меня себе представляли? Думали обо мне?
— Ну конечно! И теперь вижу, что не ошиблась: вы мужественный, отважный, интеллигентный, но при этом чуткий, ранимый и романтичный.
Хоррибл порадовался, что успел отдать ей букет.
— Так куда отправимся? — неловко спросил он. — Боюсь, большинство заведений уже закрыто, но я приметил тут неподалеку уютную кофейню, и мы могли бы…
— А куда бы вы хотели?
— Мне все равно, — честно признался он. — Просто хочу провести этот вечер с вами, госпожа К.
Она поморщилась и снова принялась рыться в ридикюле.
— Ни к чему эти формальности. Сами понимаете, в наши дни одинокой женщине приходится соблюдать осторожность. Но теперь, когда мы встретились лично и я убедилась, что вы не какой-нибудь маньяк или извращенец, или Синяя Борода, можете называть меня Каладрия.
— Кала… дрия? — икнул Хоррибл. Добавить «та самая Вещая Каладрия?», а тем более «Вещая Булочка», было бы верхом пошлости, поэтому он ограничился одним этим восклицанием.
— Да. — Она наконец нашла то, что искала, и выудила на свет потертый и очень старинный с виду медальон на витой цепочке. — Надеюсь, вы никуда не торопитесь? — спросила она, застегивая медальон у него на шее, потом уцепилась за локоть и велела. — Потрите цепочку.
— Потереть? Зачем?
— В письмах вы говорили, что все знаете, но ничего не видели. Вот и пойдемте смотреть.
— На что? — растерялся Хоррибл.
Каладрия пожала плечами и крепче стиснула его локоть.
— На мир.
Хоррибл вспомнил о зубной щетке, оставшейся в саквояже в гостинице вместе со сменной парой носков, а еще о том, что взял отгул всего на один день.
— А это надолго? — уточнил он и нервно потер шею.
В следующую секунду оба с негромким хлопком исчезли в облаке сверкающей пыли.
Озриэль прикрыл дверь ректорского кабинета и собрался двинуться по коридору.
— Сир Ирканийский!
Он обернулся, остановился и смущенно кашлянул.