Лорд, жестоко изрубленный в одной из стычек, был доставлен в замок на носилках и теперь медленно умирал от ран, а леди Элизабет с двумя малышами на руках встречала у ворот все новых и новых посланцев короля, которые каждый раз конфисковывали что-нибудь из имущества или земель ее мужа в пользу казны либо подручных Эдуарда.

В это время, словно добрый гений, вновь появился Филип. Теперь он ничем не мог помочь семье Элизабет, ибо сам не получил никаких привилегий за службу Йоркам, но само его присутствие, сияющий любовью взгляд, его бережное отношение к ней ограждали Элизабет от бездны отчаяния.

После двухмесячных мучений лорд Джон скончался. Элизабет уронила несколько слез над его могилой и скоро успокоилась. И, хотя она чувствовала себя чудовищной грешницей, ощущение освобождения, испытанное ею после похорон мужа, было неописуемо. Теперь ничто не могло разлучить ее с Филипом Майсгрейвом, и они решили, что, как только минет срок ее траура, они соединят свои судьбы.

Элизабет казалось, что она ничем не заслужила подобного счастья и достаточно дуновения, чтобы все это развеялось, словно чарующий сон. Только когда рядом оказывался Филип, ее страхи исчезали сами собой. Но Филип часто и подолгу отсутствовал: на границе с Шотландией все еще шла война.

Оставаясь в одиночестве, она вновь томилась предчувствием беды. Подступала, хватала за горло нищета: владения лорда Грэя были почти полностью опустошены. И тогда Элизабет решила, что ей следует обратиться с мольбой о прощении к королю…

…Когда жизнь снова свела их с Филипом, они были уже чужими. Гордая, хмелеющая от сознания собственного величия королева – и ее молчаливый вассал с потухшими глазами и печальной улыбкой.

О, как она была жестока с ним! Господи, да она просто не сознавала меры своей жестокости! Ее надменный кивок при встрече или небрежно брошенное слово…

Когда Филип бывал во дворце, она особенно стремилась показать свою привязанность к Эдуарду, была подчеркнуто ласкова. Но ведь она знала, что их чувство еще не угасло и Филип молчаливо сносит все. Почему же его страдания доставляли ей странное удовольствие? Почему, когда он испросил позволения отбыть в свой родовой замок, она сделала все, чтобы Эдуард удержал его при дворе? А что за дикая мысль просватать за него Меган Перси? Господь Всемогущий!..

Тогда она считала, что поступает благородно. И только сейчас поняла, что его безучастное спокойствие приводило ее в неистовство. Она ждала бури, ведь Филип, казалось, должен был презирать ее. Где же тот прославленный Бурый Орел, которого она видела когда-то в замке своего отца, а позднее в поместье лорда Грэя? Но Филип оставался неизменно покорен и нелюдим… Ее любовь… Ее навсегда утерянная любовь…

Королева поднялась. Поленья в камине прогорели, стало прохладно. Кутаясь в меховую накидку, Элизабет прошлась по залу и, кликнув слуг, велела подбросить дров, затем подошла к высокому стрельчатому окну и долго вглядывалась в затянутый мглой вечерний город. Шпили башен и ряды крутых крыш Йорка выглядели размытыми и зыбкими сквозь пелену дождя. Одинокий колокол звал к вечерне.