– МРТ и КТ, сделанные в Ландштульском медицинском центре, показали перелом позвонков и сжатие спинного мозга на уровне 3, то есть на поясничном уровне. Операция по удалению пули уменьшила сжатие, но немецкие врачи не смогли оценить, насколько серьезны повреждения.

– Почему нет? Почему всё так долго? – требовательно спросила Миранда.

Доктор Харрис не сводил спокойного взгляда с Уэстона, как будто это он задал вопрос.

– Как правило, мы проводим подобные исследования в течение трех суток с момента травмы, однако у вас были другие, более серьезные раны, опасные для жизни, и в первую очередь необходимо было заняться ими. Вообще-то, вы выжили чудом. Кто бы ни оказал вам первую помощь на поле боя, он определенно спас вам жизнь.

– Был взрыв, – прошептал Уэстон. Он побледнел сильнее прежнего. – Дальше ничего не помню.

– Уверен, врач из вашего взвода должен был всё задокументировать. – Потом Харрис обратился ко всем членам семьи. – Нам нужно, чтобы все ненадолго вышли в коридор…

– Ни за что, – воскликнула Миранда, скрещивая руки на груди. – Меня и без того долго держали вдали от сына.

– Ма. – Уэстон закрыл глаза.

– Слыхала я об этих исследованиях. Уты́каете моего мальчика иголками, станете прикладывать лед к его коже или что-то в этом роде.

– Верно, – согласился доктор Харрис. – Мы проведем исследования с помощью игл и легких прикосновений, чтобы оценить степень повреждения нервов и понять, какие группы мышц пострадали. И мы будем выполнять эти исследования, соблюдая приватность, в тишине и спокойствии.

– Он мой сын, – не сдавалась Миранда. – Я хочу быть здесь, поддержать его…

– Ты его поддержишь, – вмешался Пол. – В зоне ожидания. Мы уходим, Миранда, прямо сейчас.

Я еще никогда не слышала, чтобы милейший Пол разговаривал с матерью Уэстона таким тоном. Мгновение Миранда смотрела на него, потом быстро кивнула.

– Ты прав, – сказала она, вставая. – Конечно. Просто я очень волнуюсь. Идемте, девочки, Уэсу нужно уединение.

Она нагнулась, поцеловала сына в щеку, как будто и исследования, и необходимость покинуть палату – это ее идея. Пол напоследок сжал плечо Уэстона и вышел следом за женщинами.

Я хотела заверить Уэстона, что всё будет хорошо, но язык не поворачивался. Вместо этого я прижалась губами к тыльной стороне его ладони и сказала то, в чем была на сто процентов уверена:

– Я вернусь, как только вы закончите.

Мы собрались в зоне ожидания, никто не проронил ни слова. Зловещее предсказание Коннора не шло у меня из головы. Каждый раз, когда я пыталась выбросить его из памяти и надеяться на лучшее, страшные слова вновь звучали в ушах, подобно гигантской руке, прихлопывали крошечную искорку надежды.

Пол наклонился ко мне.

– Ты возненавидишь меня, если я поиграю в солитер на телефоне? Если я этого не сделаю, то непременно открою Гугл, задам запрос «травмы спинного мозга», и мне поплохеет.

– Конечно, играйте, – с благодарностью сказала я. – А я буду смотреть.

Целый час мы все сидели, уткнувшись носами в телефоны, пытаясь занять мозги бессмысленной, успокаивающей ерундой.

Наконец доктора вышли из палаты Уэстона. Они остановились у двери, все как один скрестили руки на груди и принялись совещаться вполголоса, причем все были мрачны.