Очередная ария закончилась, и посетители разразились аплодисментами.

– Отем, ma chère! – Эдмон налетел на меня и сжал в объятиях. – Ты вся светишься. Поездка домой в компании с моим тихим молодым человеком прошла хорошо, а?

– Да, хорошо, – согласилась я. Похоже, широкая улыбка намертво приклеилась к моему лицу. – Всё очень хорошо.

Эдмон внимательно посмотрел на меня, его большие темные глаза округлились, а потом он обеими руками схватился за сердце.

– О, моя дорогая девочка. Неужели моя задумчивая девочка и мой тихий молодой человек?.. Это правда?

Я кивнула и на секунду крепко зажмурилась.

– Эдмон, не заставляйте меня плакать.

Пекарь подхватил меня и закружил по залу.

– Чудесные новости! Я так за тебя рад! И за мистера Тёрнера тоже. Идем! – Он взял меня за руку и повел к прилавку. – Мы должны это отпраздновать. Думаю, пирожное подойдет.

Или миндальное печенье? Нет, это слишком мало для такого замечательного дня.

– Как насчет клюквенной лепешки?

– Ха! – Эдмон рассмеялся. – Mais, oui[7]. О, пока не забыл! Сегодня утром я обнаружил рюкзак мистера Тёрнера. – Он мрачно посмотрел на беднягу Фила. – Филипп нашел пропажу еще в четверг, но забыл положить в ящик для забытых вещей. Рюкзак валялся за мешком с мукой.

– Это чудесно! – воскликнула я, пока мы шли в кухню. – Уэстон будет очень рад. Сегодня же вечером отнесу ему.

«Сегодня вечером. О, Боже… Дзинь…»

Эдмон подцепил темно-синий рюкзак за лямки и протянул мне.

– Voilà[8]. И, позволь заметить, месье Тёрнер прекрасный поэт. Я и не подозревал, что он так талантлив.

Я замерла с протянутой рукой.

– Что вы сказали?

– Я понятия не имел, что мистер Тёрнер так красиво пишет.

Я уставилась на Эдмона, потом – на рюкзак в его руках. Медленно, с опаской я взяла сумку и присела на перевернутое ведро. Расстегнула молнию, дрожащими руками достала из рюкзака тетрадь и стопку отдельных листов.

– Прости меня, – всполошился Эдмон. – Я посмотрел лишь потому, что хотел удостовериться, кому принадлежит эта вещь. Я не хотел совать нос в чужие дела.

– Нет, всё в порядке. – С отчаянно бьющимся сердцем я нашла заявление на посещение курса «Стихосложение и поэзия». К заявлению было приложено стихотворение, написанное от руки, тем же неровным, но четким почерком – я сразу его узнала. Именно этим почерком, который отпечатался в моем сердце, были выведены слова, присланные мне из тренировочного лагеря.

Стихотворение называлось «Руки в грязи». Я начала его читать, и кровь загудела у меня в ушах, так что я перестала слышать встревоженные вопросы Эдмона.

Я читала строчку за строчкой, и каждое слово вонзалось мне в грудь, как острый нож, потому что стиль был мне знаком.

– О, боже… – Листок выпал из моих рук, но я не стала его поднимать, потому что уже лихорадочно просматривала остальные записи. Я нашла другие стихи, зарисовки, написанные всё тем же почерком. Самостоятельные работы по экономике, подписанные именем Уэстона, обрывки стихов на скомканных листах бумаги.