– Пригласи сюда своего притеснителя, дитя, и отрави, вместо того, чтобы травить тех, на кого он укажет.

– Да, так все и разрешится, – поспешно сказал я. – Убей того, кто тебя заставляет.

Она, казалось, всерьез призадумалась, а потом улыбнулась.

– А как же его стража, его родня? Меня задушат за такое предательство.

– Я убью его ради тебя, милая, – сказал Мариус. – И за это ты не будешь должна мне никаких великих преступлений, обещай только снисходительно забыть аппетит, который ты увидела во мне этой ночью.

Впервые ее мужество, казалось, дрогнула. Ее глаза наполнились чистыми красивыми слезами. В ней промелькнула тень усталости. Она на секунду повесила голову.

– Ты знаешь, кто он, ты знаешь, где он проживает, ты знаешь, что он сейчас в Венеции.

– Считай, что он мертв, моя прекрасная дама, – сказал мой господин. Я обхватил его рукой за шею. Я поцеловал его в лоб. Он пристально смотрел на нее.

– Ну, пойдем, херувим, – сказал он мне, не отводя от нее взгляда. – Избавим мир от этого флорентинца, этого банкира, который использует Бьянку, чтобы расправиться с теми, кто тайно доверил ему свои счета.

Такая догадливость потрясла Бьянку, но она опять улыбнулась мягкой, понимающей улыбкой. Она была такая грациозная, неподвластная ни гордыне, ни горечи. Все кошмары она оставляла в стороне.

Мой господин прижал меня покрепче к себе правой рукой. Левой он извлек из куртки большую прекрасную грушевидную жемчужину. Бесценная вещь. Он передал ее Бьянке, которая приняла ее только после некоторых колебаний, глядя, как она падает в ее праздную раскрытую ладонь.

– Позволь поцеловать тебя, милая принцесса, – сказал он.

К моему изумлению, она позволила, и он осыпал ее легкими поцелуями, я увидел, как наморщились ее изящные золотые брови, как ее глаза затуманились, а тело расслабилось. Она откинулась на подушки и крепко заснула.

Мы удалились. Мне показалось, будто я услышал, как за нами захлопнулись ставни. Ночь выдалась сырая и темная. Моя голова утыкалась в плечо господина. Я не смог бы посмотреть в небо или пошевелиться, даже если бы захотел.

– Благодарю тебя, мой возлюбленный повелитель, за то, что ты не убил ее, – прошептал я.

– Она не просто практичная женщина, – сказал он. – Она еще не сломлена. Она невинна и коварна, как герцогиня или королева.

– Но куда мы теперь идем?

– Мы уже пришли, Амадео. Мы на крыше. Посмотри вокруг. Слышишь, как шумно внизу?

Там играли звенели бубны, играли флейты и барабаны.

– Значит, они умрут в разгар пира, – задумчиво сказал господин. Он стоял на краю крыши, держась за каменные перила. Ветер отнес его плащ за спину, и он обратил глаза к лестнице.

– Я хочу все посмотреть, – сказал я. Он закрыл глаза, как будто я его ударил.

– Не считайте, что я бесчувственный, сударь, – сказал я. – Не думайте, что я устал и привык к грубости и жестокости. Я просто раб, сударь, раб божий. Если я правильно помню, мы не усомнимся. Мы будем смеяться, будем принимать и превратим всякую жизнь в радость.

– Тогда спускайся со мной. Там их целая толпа, толпа хитрых флорентинцев. Как же я голоден. Я специально голодал в ожидании подобной ночи.