Затягивая концы, она внезапно замерла: показалось, что кто-то смотрит. Изабель попыталась оглядеться, не поднимая головы, но ничего не увидела. Колокольчики все еще были далеко. Нащупав пальцами растрепавшиеся пряди, она живо спрятала их под косынку и помчалась по тропинке вдоль реки. Вскоре она свернула в сторону и побежала через поле, поросшее низким кустарником и вереском.

Добравшись до гребня холма, она посмотрела вниз. Повсюду виднелись овцы, медленно поднимающиеся по склону горы. Разбежаться по сторонам им не давали двое мужчин, один спереди, другой сзади, каждый с собакой. Время от времени несколько овец отбивались от стада, но их тут же возвращали на место. Дней пять, должно быть, идут, от самого Эля, но даже сейчас, в конце дороги, не выглядят ослабленными. К тому же у них впереди целое лето выгула.

Звон колокольчиков заглушался посвистом и выкриками пастухов, громким лаем собак. Тот, что был впереди, поднял голову, глядя, как показалось Изабель, прямо на нее, и пронзительно свистнул. Из-за ближнего валуна быстро вышел юноша. Он был невысок, жилист, черен от солнца. Со лба стекали струи пота, в руках посох и кожаный мешок, какие носят пастухи, на голове круглая плотная шапка, из-под которой выбивались темные пряди волос. Почувствовав на себе его взгляд, Изабель поняла, что это он смотрел на нее там, внизу, у реки. Юноша улыбнулся, по-доброму, понимающе, и на мгновение Изабель почувствовала ласковое прикосновение воды. Она посмотрела вниз, прижала локти к груди — и не сумела вернуть улыбки.

Резко сорвавшись с места, юноша зашагал вниз. Изабель смотрела ему вслед, пока он не достиг стада. Тогда она побежала.

— У меня будет ребенок. — Изабель положила руку на живот и с вызовом посмотрела на Этьена.

Его светлые глаза мгновенно потемнели, словно на поле упала тень от набежавшего облака. Он задумчиво посмотрел на нее.

— Я скажу отцу, потом поговорим с твоими родителями. — Изабель откашлялась. — Как думаешь, что они скажут?

— Теперь им придется разрешить нам пожениться. Иначе, когда родится ребенок, будет еще хуже.

— Они решат, что я это нарочно подстроила.

— А ты это подстроила? — Этьен посмотрел ей прямо в глаза.

Взгляд Изабель похолодел.

— Это ведь ты пожелал греха, Этьен.

— Ты тоже, la Rousse.

— О, если бы могла вернуться maman. И Мари.

Отец вел себя так, словно не услышал ее. Он уселся на скамью рядом с дверью и принялся обстругивать сук — мастерил новую мотыгу взамен сломавшейся нынче утром. Изабель неподвижно стояла перед ним. Голос ее звучал совсем тихо, она подумала было, может, стоит повторить, и даже рот уже открыла, но отец не дал ей заговорить:

— Стало быть, все меня оставляют, — сказал он.

— Извини, папа, но Этьен говорит, что здесь жить не будет.

— Да и я не потерплю никого из Турнье у себя дома. И после моей смерти ферма тебе не достанется. Приданое ты получишь, но ферму я завещаю племяннику, тому, из Опиталя. Турнье моя земля не достанется.

— Но ведь близнецы вернутся с войны, — возразила Изабель, глотая слезы.

— Не вернутся. Они погибнут. Они не солдаты, а крестьяне. Ты и сама это знаешь. Два года прошло, а от них ни слова. А ведь сколько народа за это время вернулось с севера, весточку было с кем прислать.