— Но ведь люди не едят картошку, дедушка! Разве что последние бедняки.

Отец Изабель стиснул кулаки.

— Ты еще спасибо скажешь, что она есть у тебя, mon petit.[20] В глазах Бога все люди — бедняки.

Когда все было готово к отъезду, Изабель присталь но посмотрела на отца, словно пытаясь удержать в памя ти малейшую его черточку.

— Будь поосторожнее, папа, — прошептала она. Здесь могут появиться солдаты.

— В таком случае я буду бороться за истину, — сказал он. — Я ничего не боюсь. — Отец посмотрел на дочь и, слегка вздернув подбородок, добавил: — Courage,[21] Изабель.

Она выдавила из себя улыбку, что помогло сдержать слезы, положила руки ему на плечи, поднялась на цыпочки и трижды поцеловала.

— Смотри-ка, ты теперь целуешься, как Турнье, — пробормотал Анри дю Мулен.

— Но я же теперь тоже Турнье, папа, — возразила Изабель.

— Однако же твое имя по-прежнему дю Мулен. He забывай этого.

— Не забуду. — Изабель помолчала. — И ты меня помни.

Мари, которая раньше никогда и слезники не проронила, проплакала целый час после того, как они оставили дедушку стоять одного на дороге.

Одной лошади на всех было мало. Анна с Мари сели в повозку, Изабель с Якобом брели сзади, Этьен и Маленький Жан по очереди вели лошадь. Время от времени обоим требовался отдых, и тогда лошадь шла медленнее.

Они пошли дорогой на Мон-Лозер. Освещая им путь, но и не давая укрыться, ярко светила луна. Едва заслышав малейший шум, они сходили с дороги. Добравшись до Коль-де-Финиль, на самой вершине горы, они спрятали повозку, а Этьен взял лошадь и отправился на поиски пастухов, которые могли указать путь на Женеву.

Изабель стерегла повозку, остальные спали. Она вслушивалась в каждый звук. Неподалеку, насколько она знала, были истоки Тарна, именно отсюда река начинала свой долгий спуск с горы. Больше ей никогда не увидеть ее вод, не ощутить их ласки. Внезапно, в первый раз с тех пор, как герцогский камердинер разбудил их той ночью, Изабель разрыдалась.

И тут же ощутила на себе чей-то взгляд. То не был взгляд незнакомца. Напротив, ее охватило знакомое чувство — его испытываешь, входя в воду. Оглядевшись вокруг, Изабель увидела его. Он стоял совсем неподалеку, прислонившись к большому валуну, и даже не пошевелился под ее ответным взглядом.

Изабель вытерла слезы и направилась к пастуху. Они не спускали друг с друга глаз. Подойдя, Изабель притронулась к шраму у него на щеке:

— Откуда он у тебя?

— Жизнь такая.

— А звать как?

— Поль.

— Мы уходим. В Швейцарию.

Пастух кивнул и ласково посмотрел на Изабель:

— Помни обо мне. — И снова кивнул.

— Эй, Изабель, — услышала она позади шепот Этьена. — Ты что здесь делаешь?

— Изабель, — негромко повторил Поль и улыбнулся. Зубы его матово блеснули в лунном свете. Он удалился.

— Дом. Амбар. Наша кровать. Большая свинья и четверо поросят. Ведро в колодце. Бабушкин коричневый платок. Кукла, которую смастерил мне Бертран. Библия.

Мари перечисляла утраты. Поначалу Изабель не слышала ее голоса за скрипом колес. Потом услышала и поняла.

— А ну, тихо! — И заплакала.

Мари замолчала. Или по крайней мере перестала вести счет вслух, губы же, что не укрылось от Изабель, продолжали шевелиться.