— Ребенок твой, — заговорила я наконец. — Наверное, все случилось как раз перед тем, как мы снова начали предохраняться.
Рик снова подпрыгнул, сорвался с места и стиснул меня в объятиях.
— Шампанского! — воскликнул он. — Такая новость заслуживает, чтобы отметить ее бокалом шампанского!
Он завертел головой в поисках официанта.
— Нет-нет, — поспешно возразила я, — не надо. Я неважно себя чувствую.
— А, ну да, понятно. Ладно, поехали домой. Прямо сейчас. Вещи с тобой? — Он огляделся.
— Нет. Слушай, Рик, присядь и позволь мне договорить. Пожалуйста.
Он повиновался и вновь настороженно посмотрел на меня.
— Я не еду с тобой.
— Но… разве не для того мы все это устроили?
— Что устроили?
— Ну этот обед. Я был уверен, что мы возвращаемся вместе. Машина ждет, и вообще…
— Это тебе Матильда сказала?
— Да нет, но я подумал…
— Ну так ты ошибся.
— Однако ребенок… мой ребенок…
— Знаешь, давай пока оставим ребенка в покое.
— Это как же так? Не получится.
— Наверное, ты прав, — тяжело вздохнула я.
Рик допил вино и со стуком поставил на столик пустой бокал.
— Знаешь, Элла, тебе все же следует мне кое-что объяснить. Ты так и не сказала, почему сорвалась с места и уехала в Швейцарию. Я что-нибудь не так сделал? Почему ты так ведешь себя по отношению ко мне? Ты словно постоянно намекаешь, что все дело в нас обоих. Для меня это новость. Если уж кому и чувствовать себя жертвой, так это мне. Это ведь не я, а ты всю эту кашу заварила.
Я не знала, как лучше растолковать ему все, и, кажется, Рик почувствовал мои колебания.
— Просто скажи все как есть. Прямо и честно.
— Это случилось, когда мы приехали во Францию. Все переменилось.
— Что ты имеешь в виду?
— Это трудно объяснить. — Я на секунду задумалась. — Знаешь, бывает так: купишь пластинку, ставишь ее раз за разом, уже наизусть все песни знаешь, только и света в окне что эта музыка. Что-то совершенно удивительное. Особенно если это первая твоя пластинка, тебе еще в детстве ее подарили.
— «Мальчишки на берегу. Паруса надуты».
— Точно. Но в один прекрасный день ты просто перестаешь заводить эту пластинку. Нельзя сказать, будто что-то случилось, тому нет причин, это неосознанный жест, эта музыка тебе просто больше не нужна. Она уже не имеет над тобой былой власти. То есть пластинку-то ты можешь поставить и песни будут по-прежнему хороши, но волшебство куда-то ушло. Что-то в этом роде.
— Но с «Мальчишками на берегу» ничего похожего не произошло. Я как относился к этой песенке, так и отношусь.
— Черт бы тебя побрал! — Я изо всех сил грохнула кулаком по столу. — Почему с тобой всегда так?
На нас начали оборачиваться.
— В чем дело? — прошипел Рик. — Что я такого сделал?
— Ничего не сделал. Ты просто меня не слушаешь. Я для примера сказала, а ты на свой лад все вывернул. Ты просто не хочешь ко мне прислушаться, не хочешь понять, что я говорю, — повторила я.
— А что я должен понять?
— Да то, что я больше не люблю тебя! Вот что я все время стараюсь сказать, а ты не хочешь слушать!
— Ясно. — Рик откинулся на спинку стула. — В таком случае почему бы не сказать это прямо? И при чем тут «Мальчишки на берегу»?