И движущая сила всего этого — так называемый либерализм, совершенно выхолощенная идеология. Теперь важно «просто быть собой» и «действовать согласно своим интересам». Может, свобода и высший идеал, но наша свобода стала пустой. Наш страх перед морализаторством сделал мораль темой, запретной в общественном обсуждении. В конце концов, публичное поле должно быть «нейтральным», — и при этом никогда оно не было таким патерналистским. На каждом углу нас ожидают приманки — и, заглотив наживку, мы начинаем выпивать, кутить, брать в долг, покупать, маяться, напрягаться и обманываться. Что бы мы ни говорили себе о свободе слова, наши идеалы подозрительно близки к ценностям, продвигаемым именно теми компаниями, которые могут оплатить рекламу в прайм-тайм[27]. Обладай какая-либо политическая партия или религиозная секта хотя бы малой долей влияния, оказываемого на нас и наших детей рекламной индустрией, мы бы уже давно схватились за оружие. Но это рынок, и поэтому мы остаемся «нейтральными» [28].
Сегодня единственное, что остается государству, — латать дыры. Если кто-то ведет себя не так, как надлежит послушному, спокойному гражданину, существуют силы, которые с радостью вправят ему мозги. Какими способами они это сделают? С помощью контроля, наблюдения и репрессий.
Тем временем социальное государство все меньше сосредоточивается на причинах нашего беспокойства и все больше — на его симптомах. Мы отправляемся к врачу, когда больны, к психотерапевту — когда нам грустно, к диетологу — когда слишком много весим, в тюрьму — когда осуждены, к консультанту по поиску работы — когда лишились места. Все эти услуги стоят больших денег, но мало что дают. В США, где медицинское обслуживание — самое дорогое в мире, ожидаемая продолжительность жизни для многих на самом деле снижается.
Тем временем рынок и коммерсанты наслаждаются полной вседозволенностью. Пищевая промышленность пичкает нас дешевой дрянью с избытком соли, сахара и жира, живо отправляя нас к врачам и диетологам. Технологические прорывы уничтожают все больше рабочих мест, отправляя нас на поиски работы. Индустрия рекламы призывает нас тратить деньги, которых у нас нет, на ненужный нам хлам, для того, чтобы впечатлить людей, которых мы терпеть не можем[29]. Поплакать по поводу всех этих неприятностей можно на плече у психотерапевта.
В такой антиутопии мы сегодня и живем.
Но следует еще раз подчеркнуть: не то чтобы нам плохо жилось. Вовсе нет. Нынче, если дети от чего и страдают, так это от чрезмерной изнеженности. Согласно результатам подробного исследования Джин Твендж — психолога из Университета штата Калифорния в Сан-Диего, которая изучает настроения молодежи в прошлом и настоящем, — с 1980-х гг. наблюдается резкое повышение самооценки юного поколения. Оно считает себя более умным, ответственным и как никогда привлекательным.
«Каждому ребенку этого поколения говорили: “Ты можешь быть кем хочешь. Ты особенный”», — поясняет Твендж[30]. Нас растили, непрестанно подкармливая наш нарциссизм, но все больше среди нас таких, кто, выйдя в большой взрослый мир неограниченных возможностей, ломается и сгорает. Оказывается, что мир холоден и груб, в нем приходится конкурировать и не хватает рабочих мест. Это не Диснейленд, где можно загадать желание на падающую звезду и тогда все твои мечты сбудутся; это крысиные бега, и здесь некого винить, кроме себя самого, если ты не пройдешь отбор.