– Да уж, родовит! – Всеволод снова скривил губы. – И что с того?
– А то, – Михаил, не повышая голоса, добавил в него ярости, – что можно про меня сказать и так: тот, кто пленил князя, ворогов на мою землю наведшего, во множестве смертей и несчастий через то повинного и не позволившего нам татей латинских окончательно добить!
– Я – князь! Не тебе судить, смерд!
– Но мне решать, жить тебе или нет! Ты князь, а я в своем праве поступить с тобой, как с татем!
– Ну, так решай! Ишь разговорился…
– Глупец!
– Что-о? Да ты…
– Да, я! Я с тобой как с властителем разговариваю, как с тем, кто знает цену желаниям человека, имеющего право приказывать! А ты… как мальчишка, за шалостью застигнутый! О чем с тобой говорить?
Всеволоду, что называется, «кровь бросилась в лицо», да и не просто в лицо – в голову! Он, злобно ощерившись, выкинул в сторону Михаила здоровую руку со скрюченными, наподобие когтей пальцами, чуть приподнялся на носилках и тут же со стоном откинулся назад. Михаил не пошевелился, ничего не стал говорить, лишь молча смотрел, как князь утирает рукой выступивший на лбу пот.
«Угу, хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается».
– Попался бы ты мне… – прошипел сквозь зубы Всеволод.
– Да, хорошо было бы, – согласился Михаил. – Думаешь, ты первый до моей шкуры добраться возмечтал? Или, по-твоему, сотниками просто так становятся? Валялся бы ты сейчас с самострельным болтом в брюхе или меж ребер… И мне бы ни возни с тобой, ни заботы, как твою семью выручить, не было бы! Лекаря позвать?
– Все знаешь… колдун, чтоб тебя…
– Я спрашиваю: лекаря позвать?
– Не надо. Говори, чего хочешь?
Красноту на лице Всеволода быстро сменила бледность, и Михаил решил не рисковать.
– Старшина!
– Здесь, господин сотник!
– Илью сюда! Быстро!
– Слушаюсь, господин сотник!
Пока Илья хлопотал над раненым князем, Михаил прогуливался поблизости туда-сюда, заложив руки за спину.
«Ну, что ж, сэр, первый этап, будем считать, прошел удачно. Однако, сказать по правде, ничего особо сложного там и не было – подтвердить, показать Всеволоду наглядно его беспомощность и вашу полную власть над ним легко. Даже с некоторым перебором вышло. Изобразить из себя «ну очень необычного мальчика», тоже, надо понимать, получилось. Будем работать дальше».
– Кхе, кхе… Михайла…
– Ну, как он, Илья?
– Да ничего страшного. Рану не разбередил… я даже и повязку менять не стал. Слабый он, по нужде и то сам сходить не может, а тут разгорячился с тобой, я так понимаю. Да?
– Ну, было. Даже приподняться пытался.
– Вот, значит, и поплохело ему. Голова там закружилась, сердчишко заколотилось… Так, в общем, и должно быть.
– Но дальше-то с ним разговаривать можно?
– Почему ж нельзя? То есть лучше бы, конечно, повременить, но если очень надо… Только уж… как-нибудь так, чтобы не скакал больше. Мало ли… слабый он еще.
– Ладно. Спасибо, ступай.
– Э-э… ты это самое…
– Что?
– Да так… если что, я рядом тут. Зови, значит.
– Добро. Позову.
Всеволод лежал, прикрыв глаза, бледность с лица почти ушла, но здоровым он, конечно не выглядел, да и странно было бы – еще недавно мог ведь и вообще умереть. На рубахе расплылось небольшое мокрое пятно. Странно, уж Илья-то раненых поить умеет, наверное, закашлялся князь – «не в то горло попало». Когда под Михаилом заскрипело седло, князь быстро зыркнул в его сторону и снова смежил веки.