Ни английская политическая полиция, несмотря на весь свой многовековой опыт, ни историки последующих времен так и не смогли выяснить, существовал ли в действительности такой человек, Нед Лудд. Вообще-то историки откопали паренька с таким именем, работавшего на ткацкой фабрике и во время бунта первым разбившего «широкую» раму. Вот только паренек этот был слабоумным и никак не подходил на роль вожака сильного, разветвленного подполья. А касательно такого и у полиции, и у историков сложилось стойкое убеждение, что за движением луддитов (как бунтовщики стали себя называть) несомненно стоял некий «руководящий центр» – выступления луддитов никак не походили на разрозненные эксцессы, ясно было, что луддитами кто-то умело руководит – очень уж быстро они стали реальной силой в промышленных графствах Ноттингемпшир, Йоркшир и Ланкашир, очень уж быстро, словно по невидимому и неслышимому сигналу тревоги собрались большие отряды бунтовщиков, причем дисциплинированных и часто хорошо вооруженных, отправлявшихся громить фабрики. Применялась поистине партизанская тактика: собравшись среди ночи и зачернив лица сажей, луддиты врывались на заранее намеченную фабрику, быстро ломали и сжигали станки и растворялись в ночи.

Кроме того, у луддитов была своя контрразведка, отлаженная и действовавшая вполне успешно: большинство стукачей, засылавшихся полицией к луддитам, разоблачались очень быстро. Как и провокаторы, чьей задачей было навести луддитов на фабрику-ловушку, где их уже ждал крупный отряд солдат. Так что сильная организация безусловно была, но никаких ее следов, не говоря уж об именах руководителей, ни полиции, ни историкам отыскать так и не удалось.

(Чуточку о версиях экзотических. Некоторые историки полагают, что свое название луддиты позаимствовали у древнего короля Лудда, который еще до появления на Туманном Альбионе римлян захватил тогдашний Лондон и переименовал его в Лудгейт. Однако это не более чем предположения, причем крайне сомнительные: король Лудд – персонаж насквозь легендарный, вроде французского «доброго короля Дагобера», известный лишь по преданиям. Никаких станков он крушить не мог – в доримские времена их просто не существовало, так что вряд ли луддиты воспользовались бы его именем.)

Интересно, что луддиты уверяли, что они не бунтовщики, а действуют строго в рамках закона. И ссылались при этом на хартию Карла Второго, которой тот уполномочил ткацкое предприятие «Фреймуорк ниттерс компани» тщательно осматривать всю готовую продукцию и все, что не соответствовало тогдашним стандартам, уничтожать – этакое ОТК семнадцатого века. На этом основании луддиты и утверждали, что продукция «широких» рам как раз и является «нестандартом», и они, уничтожая его и производящие его станки, лишь следуют предписаниям королевской хартии – как частенько с английскими законами случается, до сих пор не отмененной. Однако судьи с этим не согласились и такую трактовку хартии решительно отвергли…

И закрутили гайки так, что из-под них со скрипом поползла металлическая стружка – другими словами, применили жесткие наказания. В том же 1811 г. за порчу фабричного оборудования предусматривалась ссылка в каторжные работы в Австралию на срок до 14 лет (именно так поступили в марте 1811 г. с семью ноттингемскими луддитами). Однако парламенту и это показалось слишком мягким, и он особым указом ужесточил наказание до смертной казни. Палату общин этот указ проскочил, что называется, по маслу, а вот в палате лордов против него неожиданно выступил известный поэт и великолепный оратор лорд Байрон: «Осознаем ли мы свои обязанности по отношению к толпе? Ведь кто, как не толпа, гнет спину на наших полях, трудится в наших домах, служит в наших армии и флоте? Они дали нам возможность бросить вызов всему миру, однако, доведенные до отчаяния бедственным положением и пренебрежительным отношением к их нуждам, они же могут бросить вызов вам самим… я их видел – изможденных от постоянного недоедания и замкнувшихся в себе от беспросветного отчаяния, – когда их поставят перед судом за нарушение этого нового закона?»