Никаких сомнений: окажись Беннигсен (кстати, большой симпатизант Англии) на месте Кутузова, он плясал бы именно что под дудку Вильсона: гнал бы и гнал армии в бессмысленные наступления, бесцельно губил бы в сражениях (наверняка им проигранных бы) множество русских солдат.
Но англичанам именно такой главнокомандующий и требовался! Они давно уже вели свою европейскую политику, которую гораздо позже, с началом Великой Отечественной войны 1941 г., без всякого стеснения озвучит сенатор от штата Миссури, будущий президент США Гарри Трумэн: «Если мы увидим, что побеждает Россия, нам следует помогать Германии, если мы увидим, что побеждает Германия, нам следует помогать России, и пусть они убивают друг друга как можно больше». Англосакс, что возьмешь, это у него в генах…
Александр Первый Кутузова недолюбливал и при других условиях с удовольствием заменил бы его Беннигсеном. Однако наткнулся на непреодолимую преграду – общественное мнение. Штука в том, что это было сановное общественное мнение. Слишком многие и в армейских кругах, и в обществе уважали Кутузова как прославленного победой над турками военачальника – эта победа принесла крайне выгодный для России Бухарестский мир и ликвидировала «турецкую опасность», так что во время вторжения Наполеона опасаться еще и удара турок с юга больше не приходилось. Военные к тому же прекрасно знали, каков «потолок» Беннигсена. Так что оппозиция оказалась столь мощной, что Александр вынужден был терпеть Кутузова и далее. Хотя потом жаловался Вильсону, что «вынужден» был наградить Кутузова Георгиевской лентой, то есть дать высшую степень ордена. Хотя, по словам Александра в той же беседе, «фельдмаршал ничего не сделал». Ничего – кроме того, что избавил Россию от наполеоновской орды.
Самое занятное во всей истории интриг Вильсона, как не раз случалось в других местах и в другие времена, – в резкое противоречие пришли интересы дипломатии и разведки. Вильсоном был крайне недоволен его непосредственный начальник посол Каткарт. Он ничуть не симпатизировал России (Боже упаси! С чего бы вдруг?), но как дипломат видел свою задачу в том, чтобы сохранять хорошие отношения с русским союзником. А Вильсон своим интриганством ему изрядно мешал. Самому Вильсону Каткарт писал: «Будьте столь любезны не забывать то, что я неоднократно повторял вам в беседах насчет неуместности ваших самостоятельных политических советов или поступков» А в Лондон с явным раздражением сообщал, что ему «очень трудно удержать сэра Роберта от политиканства».
Для сэра Роберта его увещевания были как с гуся вода. Вильсон прекрасно знал, что за спиной у него Лондон, а Лондону нужны не дипломатические расшаркивания Каткарта, а именно та политика, что проводит он, Вильсон. И продолжал гнуть свое, а на сетования Каткарта в Лондоне не обращали никакого внимания, отделываясь отписками в духе кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно!» Так что Вильсон (хотя больше не пытался лезть к Кутузову со своими «гениальными» советами) политиканствовал до изгнания Наполеона из России. Должно быть, это занятие так его увлекло, что он продолжал политиканствовать и далее, вернувшись домой и оставив как военную службу, так и разведку. Но об этом – в одной из следующих глав.