Наконец Саффолк подал знак сэру Кристоферу Хейлзу.
– Милорд Суррей, призываю вас первым произнести свой вердикт, – произнес генеральный прокурор.
– Виновна! – заявил Суррей.
– Милорд Саффолк?
– Виновна!
– Милорд Уорчестер?
– Виновна!
– Милорд Нортумберленд?
Гарри Перси встал. Лицо его было мертвенно-бледным, но голос не дрогнул.
– Виновна!
А потом – чего еще она ожидала? – один за другим бароны и графы поднимались со своих мест и повторяли одно и то же, пока сэр Кристофер не подошел к отцу Анны, который выглядел совершенно убитым.
– Милорд Уилтшир?
Отец медленно поднялся на ноги. Ему было никак не раскрыть рот.
– Милорд?
– Виновна! – буркнул тот.
Его заставили. Анна понимала и одновременно ужасалась, что отец вынес ей смертный приговор: купил себе безопасность, предав собственных детей. Это казалось страшнее той жестокой участи, которая ждала ее саму. Но все же отец должен был подумать о матери. Он спасал осколки своей жизни, хотя ему придется жить под грузом совершенного предательства.
Сэр Кристофер Хейлз строго посмотрел на Анну:
– Узница, встаньте у барьера, чтобы выслушать решение суда.
Анна встала. Все казалось ей нереальным. По рядам заполненных публикой скамей волной прокатился возбужденный гул голосов, но она едва слышала его.
Саффолк подошел к барьеру и обратился к Анне:
– Мадам, вы должны передать корону в наши руки.
Анне стало ясно, что ее ждет самое худшее. Она взяла корону и протянула Саффолку, понимая, что это символический акт, которым она лишает себя атрибутов своего высокого статуса. Властью она больше не обладала.
– Я не виновна в преступлениях против его милости, – заявила Анна, но Саффолк никак на это не отреагировал.
– От имени короля я лишаю вас титула леди маркизы, – провозгласил он.
– Я охотно уступаю его господину моему супругу, который даровал мне его, – отозвалась Анна, отмечая, что королевский титул не был упомянут.
Этого они не могли у нее отнять, по крайней мере сейчас. Он принадлежал ей, согласно Акту о престолонаследии, который объявлял ее королевой по закону, а не только по праву брачного союза с королем.
Наступила тишина. Сидевший в кресле Норфолк выпрямил спину. Анну поразило, что по его щекам текли слезы. Несомненно, они были вызваны не сожалением об участи племянницы, а скорее скорбью по потерянной семейной чести и утраченному статусу. Кроме того, этот скандал ставил под угрозу его собственную карьеру.
Норфолк сосредоточил на Анне неумолимо суровый взгляд:
– Так как вы оскорбили нашего суверена его милость короля, изменив ему, закон этого королевства гласит, что вы достойны смерти. И приговор вам такой: вы будете сожжены у столба здесь, на Тауэр-Грин, или же вам отрубят голову. Это зависит от желания короля.
С дальнего ряда трибун раздался крик, и Анна краем глаза увидела насмерть перепуганную миссис Орчард. Судьи возмущенно перешептывались, явно недовольные таким приговором.
– Должно быть либо то, либо другое, – услышала Анна чьи-то слова. – Это несправедливо по отношению к осужденной.
Норфолк гневно взглянул на говорившего, но в этот момент завалился набок в своем кресле Гарри Перси. Очевидно, упал в обморок. Сидевшие рядом лорды сделали движение, чтобы помочь, потом подбежали распорядители и вынесли страдальца из зала. Видно, слишком уж тяжким бременем оказалось для него осознание, что он обрек на смерть женщину, которую в юности очень любил.