Существо зацепилось ногой за что-то твердое. Оно нагнулось, подняло этот предмет, прикинуло его на вес и метнулось к круглому стеклу.

– У него гаечный ключ! – закричал Чейс, отшатнувшись от иллюминатора, в который ударила тяжелая стальная головка инструмента.

На стекле появились новые трещины.

– Шестьсот футов, – сказала Аманда. – Шестьсот пятьдесят.

– Мы должны это сделать, и сделать сейчас же.

– Но мы не знаем...

– Все получится, – уверил ее Чейс. – Должно получиться.

Он прижался лицом к иллюминатору, пытаясь разглядеть что-то сквозь туман. Видно было, как существо присело, сгибая руку, в которой держало гаечный ключ как дубинку.

– Давай! – крикнул Чейс.

– Понижаю, – отозвалась Аманда, нажимая последовательно несколько кнопок.

Шипящий звук стал оглушительным, туман в камере яростно заклубился и начал рассеиваться.

Чейс увидел, как существо напряглось, и разглядел сквозь серый туман белые глаза и серебристый блеск зубов.

Оно снова прыгнуло к иллюминатору.

Существо, казалось, замерло в прыжке, словно пораженное ударом тока. Извиваясь всем телом, с широко раскрытыми, выкатившимися глазами, оно корчилось на полу камеры и рвало когтями собственную плоть.

– Пятьсот футов, – сообщила Аманда. – Четыреста пятьдесят.

– Срабатывает, – сказал Чейс. Он не мог оторваться от иллюминатора. – Боже мой...

Когда давление в камере достигло величины, соответствующей погружению на шестьсот пятьдесят футов, на существо – на пазухи и легкие, на брюшную полость и все другие объемы в теле, содержащие воздух, – на каждый квадратный дюйм навалилось почти три тысячи фунтов. Сейчас, когда Аманда снова понижала давление в камере до атмосферного, воздух стремился покинуть тело создания со скоростью и силой, сходными с теми, что бывают при взрыве баллона.

Существо не могло уже ни видеть, ни слышать, ни дышать. Казалось, все сочленения и сухожилия воспламенились. Живот стремился продавиться в грудную клетку, грудная клетка – проникнуть в голову, а голова – разлететься на части.

Существо не имело представления о том, что происходит, не знало, что воздух внутри него теряет давление быстрее, чем на это может среагировать тело, что пузырьки азота рассыпаются по тканям, проникая всюду и неумолимо разрастаясь, разрывая ткани на куски.

В отчаянии существо стиснуло себя руками, словно пытаясь вернуть прежнюю форму обезображенному телу.

Не в силах оторвать глаз, Чейс смотрел, как существо каталось от одной стенки камеры к другой. Изо рта и ушей у него струилась кровь; налились и напряглись глаза в глазницах, и существо подняло руку, как будто стремясь удержать их. Но прежде чем рука достигла лица, один глаз вылетел из глазницы подобно выжатой из шкурки виноградине – и нелепо повис на красных ленточках мышечных волокон.

Зрелище было сюрреалистическое: корчащаяся, бьющаяся, раздувающаяся фигура, созданная, должно быть, безумным скульптором и управляемая сумасшедшим кукловодом.

– Двести пятьдесят, – отсчитывала Аманда. – Двести... Что там происходит?

– Оно на коленях, – отозвался Чейс. – Оно... Боже!