– Госпожа устала и хочет отдохнуть, – перевёл ради галочки Умар. Но для Асада это было и ненужным, потому что он прекрасно знал английский и слышал всё, что сказала ему девушка.
Глава 2
Неделю назад
Громкий звук раздаётся на весь зал, и я оборачиваюсь в сторону грохота, замечая сначала осколки какого-то предмета, напоминающую антикварную вазу и только потом перевожу взгляд на парня, который стоял, испугано смотря на то, что разбил.
Вскакиваю с места, оставляя непереведённый фолиант и быстрее бегу к японской вазе.
– Макс! – кричу, присаживаясь, не веря своим глазам. – Я же просила тебя ничего не трогать!
– Анна, я случайно, честно, не думал, что она выскользнет из рук, – начал кричать парень, размахивая руками. Вид у него виноватый, но ещё больше испуганный. Конечно, тут один экспонат стоит миллионы. – Ты же простишь меня за это? Подумаешь, ваза, у тебя вон, сколько всего этого добра.
– Макс, это японская ваза периода Мейдзи, конца девятнадцатого века, оригинальная и единственная в своём роде! – восклицаю, чуть ли не плача, смотря на разбитый предмет. Её мне подарил отец, когда вернулся из Японии спустя полгода… – Это драгоценная вещь. Знаешь, сколько она стоит? У тебя зарплата за год и то меньше.
– Я, правда, не хотел, – машет он руками, понимая, что попал. Хотя, скорее всего в голове думал, что раз я владелица этого музея, то всё ему прощу.
От выражения его испуганного лица не выдерживаю и начинаю хохотать. Держась за живот, встаю с корточек и выпрямляюсь, всё ещё держась за живот. Выражение его лица только подливает масло в огонь и меня ещё больше прорывает на смех.
– Эй, ты плачешь или смеёшься, не понимаю просто, – слышу сквозь свою истерику и пытаюсь остановиться, чтобы перевести дыхание. Вытерев слёзы, и успокоившись, всё ещё не отошедшая от припадка, бью Макса по плечу и выдыхаю.
– Не беспокойся, – выдавливаю из себя, вспоминая моменты с этой вазой. – Я разбила её в первый же день, как отец привёз мне её. А после заставил меня склеивать по осколкам, прокрашивать каждый скол, поэтому, ты не первый и не последний. Только спустя лет десять узнала, что отец разбил её до меня.
– Фух, умеешь же ты напугать, больная, – говорит Макс у меня за спиной, пока я открываю ящик и ищу в нём клей. Найдя его, разворачиваюсь и кидаю парню. Тот успешно ловит его и непонимающе смотрит на него.
– Но склеить тебе её всё же придётся, – выговариваю, слыша, как открываются служебные двери музея. Странно, время позднее, кто мог прийти?
Оборачиваемся вместе с Максом в сторону входа, и я вижу Никифорова с ассоциации археологов и историков. Он не впервые заходил ко мне, рассматривая новинки в коллекциях, но сейчас, когда мы уже давно закрылись, видеть его здесь было необычным. Он никогда не приходил внерабочее время.
– Здравствуй, Анна-Мария, – я улыбнулась, приветствуя его. Он был старым другом отца, с которым они вместе путешествовали по Индии, разыскивая сокровища ацтеков. Знала его давно, поэтому относилась к нему тепло. – Ты хорошеешь с каждым днём. Сколько тебе? Девятнадцать?
– Не угадали, двадцать два, – садясь на стул рядом с фолиантом, произношу, посматривая на гостя. Он уже своим взором оглядел всё что можно. – Но вы ведь пришли не за тем, чтобы спрашивать, сколько мне лет, Дмитрий? Если вы пришли за картиной Антуана Ватто, вынуждена отказать вам в шестой раз.