— При чем тут возможности? — Котя откинул доску. — Нет ничего надежнее крепкого дрына! Не веришь — дождись, пока очнутся, и спроси!

— Я уж… лучше… — Я попытался встать и был вынужден опереться на Котину руку. — Черт… нога не гнется.

— Просишь прощения, что ругался? — спросил Котя.

— Да никогда! Ты меня вообще задушить хотел!

— Вот я так и знал… — Котя провел рукой, и перед ним в воздухе высветилась диковинная светящаяся вязь. — Пошли!

— Куда? — все еще хорохорился я, хотя женщина-полицейский застонала и пошевелилась.

— Ко мне домой.

Особого выбора у меня не было. Я оперся о Котино плечо покрепче и шагнул в пылающие зеленым огнем буквы — будто в футуристическую рекламную надпись.

Проще всего понять человека, увидев его дом. Был у меня знакомый, которого все считали удивительным раздолбаем, — мог он неделю шарашиться по гостям, тусоваться в незнакомых компаниях, спать на полу, укрывшись грязным полотенцем, питаться килькой в томате и прошлогодними заплесневелыми сухариками. Впрочем, при этом он сохранял и некую благопристойность в облике и не увлекался пьянством — так что его поведение все списывали на удивительную житейскую неприхотливость.

Каково же было мое удивление, когда я впервые побывал у него дома. Маленькая двухкомнатная «распашонка», доставшаяся парню от усопшей в преклонных годах бабушки, была любовно отремонтирована — ну, может, и не «евроремонт», который стоит дороже самой квартиры, но уж всяко и не визит бригады пьяных молдавских шабашников. Дорогие деревянные окна со стеклопакетами, пол пусть из простого, но наборного паркета, а не какого-нибудь там ламината, — причем не залакированный, а натертый мастикой! Все современно, аккуратно, со вкусом — можно подумать, что тут живет молодой талантливый дизайнер, а не журналист, пишущий о компьютерных железяках для профильных изданий. Кухня потрясала огромной плитой с какими-то хитрыми режимами работы и вместительной духовкой — причем видно было, что она не стоит без дела. А окончательно меня добил огромный портрет бабушки, не без таланта написанный темперой и висящий на стене в красивой раме. Портрет был работы «раздолбая».

После этого я решил, что никогда не буду судить о людях, пока не побываю у них в гостях.

У Коти я бывал неоднократно и был убежден, что знаю его как облупленного. Впрочем, стоило ли так говорить после того, как мой давнишний приятель оказался функционалом, более того — куратором, главным над функционалами на Земле?

Почему-то я был убежден, что мы окажемся не в московской квартире Коти, а где-то совсем в другом месте. И на этот раз предчувствие меня не обмануло.

В самом перемещении не оказалось ровно ничего удивительного. Будто вышел в открытую дверь, ну или из таможенного портала в другой мир. Никаких жутких мук или, напротив, райских наслаждений, которыми, по мнению фантастов, сопровождаются нуль-транспортировки, гиперпереходы и прочие выдуманные способы перемещения.

Мы просто исчезли с дороги вблизи польского городка Эльблонга и появились в другом месте.

Я не очень-то люблю ругаться.