Возьми, говорит голос.

Я молодец? – говорит Алли. Ты мною гордишься?

Ой, еще как горжусь, дочь. И буду гордиться еще больше. Ты в этом мире сотворишь чудеса.

Алли сует маленькое распятие в вещмешок. Она всегда понимала, что про голос никому говорить нельзя. Хранить тайны она умеет.

Напоследок Алли еще раз смотрит на мистера Монтгомери-Тейлора и вылезает в окно. Может, он и не понял, откуда ему прилетело. Алли надеется, что понял. Хорошо бы его заживо отправить в ванну для шпарки.

Она спрыгивает со шпалеры, идет по газону и думает, что, может, стоило перед уходом стырить ножик из кухни. Но потом вспоминает – и эта мысль ее смешит, – что ножик ей пригодится разве только еды на обед порезать, а так-то он ей совершенно ни к чему.

Три образа Святой Матери, датировка – около 500 лет назад. Найдены на раскопках в Южном Судане.

Она шагает и прячется, прячется и шагает восемьдесят два дня. Стопит, когда складывается, но в основном идет пешком.

Поначалу не очень-то трудно найти желающих подвезти шестнадцатилетнюю девчонку, которая мотается по штату крест-накрест, заметая следы. Но лето превращается в осень, и чем севернее, тем меньше водителей откликается на выставленный палец. Все чаще они в панике выкручивают руль, огибают Алли, хотя дело происходит не на автостраде. Одна женщина крестится, а ее муж тем временем не сбавляет скорости.

В первые дни Алли купила спальник в “Гудвилле”. Спальник воняет, но она проветривает его каждое утро, а сильных дождей пока не бывало. Бродить ей нравится, хотя в животе по большей части пусто, а ноги сбиты. Порой она просыпается на заре и различает резкие, яркие контуры деревьев и тропинок, заново отрисованных утренним солнцем, и в легких мерцает свет, и Алли радуется, что очутилась здесь. Как-то раз за ней на три дня увязывается серая лиса, идет рядом, в нескольких футах, не приближается – не погладишь, но и не удаляется, разве что однажды ловит крысу и приходит обратно, в пасти зажав крысиное тельце и перемазав морду кровью.

Алли говорит голосу: Это что – знак? А голос отвечает: О да. Гуляй-гуляй, девочка.

Алли не читает газет и не слушает свой радиоприемничек. Она не знает, что пропустила День Девочек. Не знает, что это и спасло ей жизнь.

В Джексонвилле миссис Монтгомери-Тейлор в урочный час пошла наверх – думала, муж в кабинете читает газету, а девочка примерно наказана за свои прегрешения. В девочкиной спальне она увидела то, что увидела. Алли оставила мистера Монтгомери-Тейлора как был – штаны спущены до щиколоток, член еще не совсем опал, кровавая пена испятнала кремовый ковер. Целых полчаса миссис Монтгомери-Тейлор просидела на смятой постели, просто глядя на Клайда Монтгомери-Тейлора. Дышала – не считая первого резкого аха – медленно и ровно. Господь дал, в конце концов промолвила она в пустоту комнаты, Господь и взял[4]. Подтянула Клайду штаны и, старательно его обходя, застелила постель свежим бельем. Думала посадить Клайда в кресло за письменный стол в кабинете и постирать ковер, но, хотя и горестно было видеть, как унизительно он этот ковер лижет, она сомневалась, что ей достанет сил. И вдобавок история нагляднее, если Клайд у девочки в спальне оглашал катехизис.