В Нью-Йорке я большую часть утра провожу, разговаривая по телефону с той или иной Б. Я называю это «проверкой». Мне нравится слушать обо всем, что Б сделали с прошлого утра. Я спрашиваю обо всех местах, куда я не пошел, и о людях, с которыми я не повидался. Даже если Б были со мной на вечеринке или в клубе вчерашним вечером, я спрашиваю, что произошло, потому что может быть я пропустил что-нибудь в другом конце зала. А если не пропустил, то позабыл.

У меня нет памяти. Каждый день для меня – новый день, потому что я не помню день вчерашний.

Каждая минута – как первая минута моей жизни. Я пытаюсь запомнить, но не могу. Поэтому я и женился – на моем магнитофоне. Поэтому я выискиваю и стараюсь быть с людьми, у которых ум устроен как магнитофон. У меня ум – как магнитофон с единственной кнопкой: «Стереть».

Если я просыпаюсь слишком рано, чтобы кого-либо проверить, я убиваю время, смотря телевизор и стирая свое белье. Может, у меня такая плохая память оттого, что я всегда занимаюсь по меньшей мере двумя делами сразу. Легче забыть о деле, которое ты сделал наполовину или на четверть.

Мое любимое сочетание занятий – говорить во время еды. По-моему, это признак высокого класса. У богатых есть много преимуществ по сравнению с бедными, но самое важное, по-моему, это умение одновременно разговаривать и есть. Я думаю, они учатся этому в высшей школе. Это очень важно, если часто ужинаешь в гостях. За ужином ты должен есть – потому что если ты не ешь, это оскорбление для хозяйки – и разговаривать – потому что если ты не будешь разговаривать, это оскорбительно для других гостей. Богатые как-то с этим справляются, но мне это не удается. Их никто не застанет с открытым ртом, полным еды, но со мной такое случается.

Мой черед вставить слово всегда настает, когда я набью себе рот картофельным пюре. Богатые, напротив, сменяют друг друга как бы автоматически; один говорит, пока другой жует; потом первый жует, а второй говорит. Если разговор требует какого-нибудь немедленного комментария, от человека, который жует, богатый умеет быстро спрятать не-дожеванную пищу где-то – под языком? за зубами? в горле?

– и высказываться. Когда я спрашиваю моих богатых друзей, как у них это получается, они говорят: «Что получается?» Вот насколько они к этому привыкли. Я тренируюсь дома перед зеркалом и по телефону. А пока я не в совершенстве умею одновременно разговаривать и есть, я придерживаюсь своего основного правила на званом ужине: не говорю и не ем.

Конечно, ты можешь иметь плохие манеры, если знаешь, как ими пользоваться.

Как-то утром я пылесосил и одновременно смотрел «Высшую меру наказания» (Capital

Punishment) с Барбарой Уолтерс, зазвонил телефон. Я знал, что это за Б, потому что только она звонит мне раньше, чем я позвоню ей. Все остальные Б ждут, пока я сделаю первый шаг. Эта Б – концептуальный философ из хорошей семьи. Хотя она и сбилась с пути, ее порода все еще дает о себе знать. Она умеет есть, разговаривать и ходить одновременно.

Я дал телефону прозвонить десять раз, потому что от «Высшей меры наказания» просто нельзя было оторваться. Наконец я поднял трубку и быстро сказал: «Привет, подожди секундочку». Я уронил трубку и побежал в кухню за тостами с джемом. Ожидая, пока тосты поджарятся, я читал этикетку на банке с джемом. Я взял банку с собой к телефону, потому что люблю накладывать джем на тост большими ложками, прямо перед тем, как откусить.