Он посмотрел на мои ступни и сказал, какие, мол, прелестные пальчики, и если я пожелаю, то он сделает мне колечко на мизинец. Я взглянула на него – луна дрожала на воде, как призрак, но добрый призрак, шуршал песок под нашими ногами, и вечерний свет отражался в его глазах – и поняла с абсолютной уверенностью, что этот человек влюбился в меня.

– Конечно, – услышала я.

– Что?..

– Я ничего не говорил. Это шелест озера.

Мы сели на песок. Он был очень внимателен и сел не слишком близко. Больше того, я даже сказала, что он может сесть поближе. Тогда он объяснил, что, поскольку мне всего пятнадцать и я еще несовершеннолетняя, он не вправе прикасаться ко мне. Сказал, что, когда подметил меня в колокольчиковом лесу, я показалась ему старше. Но это не важно, потому что он с радостью меня подождет.

– Подождешь для чего?

– Подожду, пока ты не скажешь, что готова, если будешь готова. Это ты должна сказать, врата открыты или закрыты…

«Что за врата?» – подумала я. Иногда он говорил такими вот загадками, а иногда я не знала, то ли он что-то сказал, то ли просто мне послышалось, – или же что-то и вправду было в том напитке, который он мне дал, – а может, действительно это всего лишь шелестело озеро, накатываясь на берег.

Мы долго разговаривали; он попросил позволить ему взять меня за руку, и я, веря, что он не потребует большего, позволила. Он хотел знать обо мне все. Какая музыка мне нравится, какие книги я прочитала. Я рассказывала, а он слушал. Сказал, что знает книги, которые я назвала, но что касается последних песен, тут он немного отстал и постарается послушать те, что я перечислила.

Я уже больше не боялась. Чувствовала себя свободно с ним. Больше того, захотелось придвинуться к нему поближе, хотелось, чтобы он обнял меня, но я не осмеливалась признаться – что, если он неправильно истолкует мое желание? – мне ведь хотелось, чтобы он только обнял. Тогда вместо этого я снова спросила, как его зовут. И на сей раз он сказал свое имя.

Я вам его не повторю. Оно останется между ним и мной, и для этого есть достаточное основание. Но поскольку вы любопытны, а я не могу постоянно называть его «он», скажу одно из его тамошних имен, которых у него больше ста. Мы звали его Хайэроу[28], у него это звучало как Йероу.

Он спросил, можно ли ему нашептать мне сон. Я не представляла, что это значит. Но смежила веки, и следующее, что я почувствовала, – это что он меня обнимает. Вот только что он держал меня за руку, а в следующее мгновение я уже лежала у него в объятиях и он что-то нашептывал мне на странном и чарующем языке. Я сознавала, что тону, то есть погружаюсь в сон, но не было ни малейшего желания прерывать погружение. Больше не нужно было притворяться усталой, хотелось, чтобы сон объял меня. Помню его шепот мне в ухо, и постепенно шепот слился с шелестом озера.

Меня разбудил стук, будто большая птица стучала клювом в окно. Оглядевшись, я увидела, что лежу на одном из грязных матрасов, брошенных на пол в общей комнате. Занавески на окне не было, и солнце струило яркие лучи сквозь пыльное стекло, высвечивая всю гигантскую паутину по стенам. Йероу спал почти рядом со мной. Я догадалась, что он принес меня на руках с озера. Бросил другой матрас рядом с моим и сейчас крепко спал.