– Помню, как нет.
– Если что со мной – неважно что, водкой отравился, с лестницы упал, в СИЗО повесился, – найдешь его и скажешь следующее: «Забродин крыса, Паша в курсе, и у Беспалова дочь пропала». Дальше он сам сообразит.
Саня с шумом втянул воздух.
– Чем дальше в лес – тем ну его на хрен.
– А простой жизни нам и не обещал никто. Не дрейфь, тезка, прорвемся. Пошли личный состав грузить.
Девятьсот шестьдесят пятый день Катастрофы
Насилие над другой личностью стало частью нашего личного комфорта.
Юрий Арабов
И на фига я в это во все лезу…
Скоро полтинник праздновать… если получится. А все лезу.
Короче, шли мы, шли, не торопясь, но и не медля, потому что с путями хрен пойми что, проверять надо, а где и исправлять, а нам надо беспилотник все время поднимать и осматриваться. Но шли, и, что характерно, без проблем шли. Пока не увидели через БПЛА, как мародеры какие-то грабят сельскую коммуну.
Причем не только грабят – на наших глазах, точнее, на глазах беспилотника, одного человека они убили.
Да, могли бы мимо пройти – это сто пудов. Комунна не наша, область не наша, земля не наша. Поезд просквозил по железке – и все. А сами по дороге, и хрен чего сделают. Четыре машины, один пушечный БТР – хрен чего сделают.
Но так нельзя. Потому что если проходить мимо беспредела, однажды он вломится в дом к тебе.
Квадрик, едва слышно жужжа моторчиками, опустился на полог из сетки-рабицы, я его снял и убрал. Затем повернулся к личному составу – все уже перевооружились и ждали моего решения: обходим или влезаем.
– Сань, – я передал пульт, – садись за пульт, рули. Две группы по четыре человека. Однерка и двойка. Я иду с однеркой. Снайперы прикрывают. Как только выдвинемся, дам отмашку – работайте. Хоп.
– Хоп.
Заросло все. Поля не кошены, зарастают молодняком. Лет через тридцать тут будет лес. А людей не будет. Совсем.
Идти легко. Автомат под рукой, рукоятку хорошо поставил – сорок пять градусов, как раз по-патруль– ному носить. Магаз я перекинул – в этом шестьдесят, чуть что – косану очередью, мало никому не покажется.
Впереди выстрел, дробан явно, одиночный. Крик – отсюда слышно.
Твари.
Бандюки эти – они явно не секут. Даже не представляют, что кто-то может им помешать. Тем хуже для них. Тем лучше для нас.
– Глаз – всем плюс.
– Однерка плюс, – отзываюсь.
– Двойка плюс.
– Тройка плюс.
– Четверка плюс.
– Пятерка плюс – это уже снайперы пошли.
– Доложить по очереди.
– Однерка, выдвигаюсь. Минуты две.
– Двойка, почти на месте. Меньше минуты.
– Пятерка, вижу двоих, у «КамАЗа».
– Тройка…
Крайний дом все ближе. В село я пока не пойду, ляжем тут, на краю. Нет ничего хуже, чем если с домов в спину шмалять начнут.
Судя по докладам, четверо на улицах. Может, меньше – задвоение бывает. С них и начнем, посмотрим, что остальные делать будут.
А вот и остов грузовика, который я наметил как укрытие и ориентир.
– Однерка – Глазу, я на месте.
В это же время дагестанский пацан по имени Муса курил у «КамАЗа», думая о насущном.
Когда все началось, он в кутане[44] был, это его и спасло. Родственники отправили его подальше, потому что он избил Магомеда Бекбулатова, а у него отец мент. Запросто могли обвинить в терроризме и приземлить на зону лет на двадцать, а то и пристрелить. Вот его отправили в горы, туда, где на дороги и дома садятся облака, а по узким тропинкам трудно даже пешком пройти, – пока старики не договорятся.