Мои воспоминания прервал Таух Соло, который буквально влетел в комнату.

– Повиновение императору!

– Вот и хорошо, сентар, что повиновение. Этой ночью мне будет нужна твоя верность без вопросов и оглядок. Я могу на нее рассчитывать?

– Моя верность и жизнь всегда были только ваши, мой император! – Соло вытянулся в струнку. Казалось, его позвоночник сейчас треснет.

– Расслабься, сентар. Итак, для начала пошли гвардейца за распорядителем дворца и передай мой приказ собрать всю наличность из его кассы. А мы спустимся в дворцовые казематы.

Вопросы в глазах молодого сентара заскакали, как шарики в лототроне, но он жестко подавил любопытство, всем своим видом показывая готовность спуститься со мной даже в преисподнюю.

– Находящегося в дальней комнате человека беречь как зеницу ока, и даже лучше.

– Повиновение императору! – вновь заорал сентар, заставляя усомниться в своем интеллекте. Но, присмотревшись, я понял, что парень просто испугался и теперь едва сдерживал радость от амнистии, смешанную с жутким желанием доказать свою полезность.

Подземные казематы императорского дворца выглядели именно так, как и должны были, – мрачно и очень солидно. Здесь содержались только самые родовитые преступники и те, о чьем аресте не должна была знать ни одна живая душа. Всем этим хозяйством заведовал довольно колоритный человек по кличке Горбун. Как было ясно из не очень замысловатого прозвища, он страдал от серьезного искривления позвоночника, что было примечательно: сумей он встать ровно – имел бы рост не менее двух метров, эдакая гора. Несмотря на несомненно жесткое детство и неприглядную профессию, на его лице я не заметил признаков ни излишней жестокости, ни душевных болезней, а в глазах угадывался незаурядный ум.

Император знал этого Горбуна, когда тот был еще мальчиком, и, как ни странно, сохранил в памяти его имя.

– Здравствуй, Димо.

Горбун согнулся еще сильнее, скручиваясь почти в круг.

– Здравствуйте, ваше величество.

– Я давно не заходил, все ли у тебя в порядке?

В глазах Горбуна мелькнуло удивление, но вылилось оно не в настороженность, а в добрую улыбку.

– А на что мне жаловаться? Еда с вашего стола, подопечные в основном дворяне, а не всякое отребье. Даже есть с кем поиграть в битву.

– Вот и хорошо, – улыбнулся я Горбуну, который мне действительно понравился. Обычно люди с уродствами, если, конечно, окружающие не уродуют их еще и морально, становятся добрыми, хоть и совершенно закрытыми. – Димо, мне нужно, чтобы один человек оказался в моих покоях в снаряжении городского стражника, но при этом чтобы все считали, что он умер.

Говорить я старался тихо, чтобы Соло и сопровождающие нас гвардейцы не могли ничего услышать, поэтому придвинулся к Горбуну ближе. Как ни странно для этого места и занимаемой должности, от Димо шел приятный запах чистоты, мыла и какого-то незамысловатого цветочного аромата.

– Сделаю, – коротко кивнул Горбун и тут же доказал, что действительно обладает неплохим интеллектом. – О том, что это должно остаться нашей тайной, можете не говорить.

Еще в детстве мама всегда говорила мне: «Будь добр с людьми, даже если эти люди ничего не могут дать тебе взамен». Жизнь подтвердила ее правоту, но с небольшой ремаркой – хорошее отношение к людям очень часто приносит свои дивиденды.