— А где мы будем спать? — спросил после тычка под рёбра мужик. Тыкала его, судя по всему, жена.

— Где хотите, в пределах лагеря. Наряды на работу выдаются утром у разбитого Экрана уличного кинотеатра.

Наш лагерь, больше похожий на загон концлагеря, располагался на небольшом плато с гигантской заасфальтированной площадкой, увенчанной в стороне моря шикарным видом. Также на его территории было обветшалое старое здание, ранее ожидавшее капитального ремонта, а теперь, судя по всему, ставшее нашим убежищем.

— Дерьмо собачье.

— Жееесть.

— И ради этого мы сюда шли столько времени?

Я попричитал от видов этого концентрационного гадюшника вместе со всеми и потянулся вперёд, следом за взявшим «власть» в свои руки вонючим старикашкой.

— Так, нас 8 человек, я пойду получу на всех талоны, ждите здесь.

Пока старик ругался и выбивал талоны, мы пораспрашивали местных о быте. Ничего хорошего мы не услышали. Жрать можно только по талонам. Выдают 1 талон на день. Еда — тоже дерьмо. Только жиденькое. Густое дают элите. Той самой обосранной альфакоманде с нечищенными ружьями и самопалами. Хотя в сравнении с местными бедолагами, смахивающими на бомжей, они и впрямь элита. Налицо классовое разделение общества и большой забитый хер на условия жизни со стороны руководства лагеря. Что ещё мы узнали? Ну, те кто выходят на задания наружу лагеря идут с красными повязками с выжженными лазерной печатью номерами, хотя об этом я и сам догадался, глаза у меня всё ещё на месте. Без задания лагерь хрен покинешь. Разве что трупом. Вокруг огромное количество детей, возле каждой такой группы сидят две-три женщины, как наседки кудахчут и следят за цыплятками. Остальные взрослые, а их как правило не больше чем детей, отправляются на опасные поиски и заработки пищевых талонов. Иначе не прокормить столько бедных, закутанных в обноски детишек. И ведь прошло то меньше месяца с начала всей это херни. Жееесть.

Сам Ростов оказался более менее вычищенным. Правда и некоторые районы в нём сравняли с землёй, используя тяжёлую наступательную военную технику, артиллерию, и, судя по воронкам, ракетное вооружение. Целые районы города в фарш. Кровавый, пыльный и вонючий. И в эти смрадные руины, шли отцы, матери, бабушки, дедушки, в надежде добыть хоть что-то полезное. Руководство лагеря оставляло двадцать процентов от найденных продуктов самим людям, забирая и обменивая за бесценок разные найденные редкости на талоны к сухпайкам.

Выйти и сбежать из лагеря можно было, бросив повязку, но тогда за тебя не впишется в случае заварушки ни один из отрядов. Да и в моём лагере много семейных, огромное количество детей. Их — не выпускают. Ни под каким предлогом. Даже если заболел или ещё что-то там ты себе решил. Всему руководству плевать. Или работай, или дети будут голодать. Такой вот выбор, без выбора. Единицы, узнав всю правду, валят сразу, а остальные, даже не имея каких-либо привязок, всё равно как аморфные животные сидят и, в прямом смысле, ждут у моря погоды. Которая заставит пошевелить их булками и хоть немного запаха надежды принесёт на смену удушающему смраду местного лагеря.