– Генерал-губернатор не отдал конкретных распоряжений насчет кандалов, – признал он. – Пришлю кого-нибудь, как только смогу.

– Теперь все зависит только от тебя, – обратился Сэмми к Аренту, потом встал на четвереньки и пролез в дверцу.

Дрехт закрыл засов, оставив узника в кромешной темноте.

Сара мерила шагами каюту, время от времени задерживаясь у окошка. К ее облегчению, Батавия оставалась на месте. «Саардам» не поднял якорь, значит у нее еще есть время, чтобы раскрыть заговор, угрожающий кораблю. Если она найдет неопровержимые доказательства до отплытия, тогда, возможно, удастся убедить ее твердолобого мужа в том, что им грозит опасность.

Плотник все не приходил, и нетерпение Сары возрастало.

– Будете так топать, корабль ко дну пойдет, – пожурила ее Доротея. Она стояла на коленях перед комодом и раскладывала наряды Сары по ящикам.

Горничной прощалась дерзость, поскольку она служила в семье так давно, что Сара уже и не помнила жизни без нее. Доротея работала в доме губернатора еще до того, как он женился, и только ее забота и добродушное ворчание приносили Саре успокоение в первые горькие годы брака.

Косы Доротеи посеребрила седина, но во всем остальном она осталась прежней. Она редко улыбалась, никогда не повышала голос и не распространялась о своем прошлом. Несмотря на это, Сара с ней сблизилась за эти годы, поскольку Доротея была острой на язычок, время от времени изрекала мудрости и ненавидела генерал-губернатора.

В дверь трижды постучали. Доротея с трудом поднялась – ее все время мучила боль в коленях – и недовольно открыла дверь.

– Ты кто? – спросила она в щель.

– Генри, плотник, – ответили ей угрюмо. – Ваша хозяйка желает, чтоб я полки сделал.

– Полки? – переспросила Доротея, оглядываясь на Сару.

– Проси его сюда, – сказала Сара и тут же почувствовала неуместность этой фразы, поскольку здесь ничто не напоминало покои знатной дамы.

Каюта была меньше ее гардеробной в форте. Низкий потолок, встроенная в стену кровать с двумя ящиками внизу. Стол рядом с окошком, шкафчик для напитков и специальная ниша со спрятанной в ней ночной вазой. Для уюта на пол постелили ковер, а еще Саре позволили взять с собой две картины и арфу.

После стольких лет жизни в просторном форте покои в «Саардаме» казались плавучим гробом.

Сара собиралась проводить как можно больше времени на палубе.

Пригнувшись, Генри вошел в каюту. В руке он нес ящик с инструментами, а под мышкой – несколько досок.

Он был ужасно худой, с торчащими ребрами и жилистыми руками. Вокруг носа сгрудились прыщи, как прихожане вокруг пастора.

– Где делать полки? – спросил юноша угрюмо.

– Здесь и здесь. – Сара указала на пространство над и под единственным шкафчиком. – Сколько времени займет работа?

– Немного. – Генри провел рукой по неровной стене. – Боцман хочет, чтобы я успел до отплытия.

– За хорошую работу положена награда, – сказала Сара. – Получишь гульден, если угодишь.

– Да, госпожа. – Генри слегка оживился.

– Да, ваша милость, – сердито поправила его Доротея, аккуратно складывая Сарино летнее платье.

Сара хотела было сесть на кровать, но подумала, что это, пожалуй, неприлично, выдвинула стул из-за стола и уселась на краешек, выпрямив спину.