Придушив у себя в стране всякие открытые проявления инакомыслия, советские аппаратчики хотят и Америку представить тоталитарным царством, а главное, они сами хотят поверить в это, всячески избегая мысли о том, что, если бы меру непокорности, нужную в СССР для определения антигосударственности, можно было приложить в США, антигосударственным оказалось бы едва ли не все американское население.
Среди советских чинов в моде высокомерное презрение в адрес Соединенных Штатов, идущее, без сомнения, от определенного комплекса неполноценности. Это высокомерие, между прочим, сравнительная новинка стиля. Когда-то на Америку (хотя бы в производственном смысле) равнялись; Ленин призывал сочетать «русский революционный размах с американской деловитостью», всю жизнь слышались призывы из-за Кремлевской стены «догнать и перегнать Америку», Хрущев даже отмерил для этого дела двадцатилетний срок и к этому времени как раз и приурочил построение вожделенного коммунизма. После падения Сайгона, однако, Америку как мировую силу как бы уж и списали со счета, тогда-то и появился этот стиль взгляда свысока, разговора с темной презрительной ухмылочкой. (В скобках замечу, что этот стиль, который практикуется и сейчас, все-таки был в последнее время, а именно, сдается мне, после Гренады, несколько поколеблен.)
Вспоминается, как однажды на прибалтийском писательском курорте появился крупный цековский чин, только что вернувшийся из Америки. Основательное брюшко товарища нависало над новенькими стоявшими коробом джинсами Levi's, молния застегивалась только на пол хода. На груди товарища висела американская камера «Полароид». Время от времени он фотографировал свое полностью американизированное семейство и с довольной улыбкой превосходства над окружающими (большинство из которых никогда не видело в глаза полароидного чуда) держал двумя пальцами быстро подсыхающий снимок.
После обеда, за коньячком, он рассказывал писателям об Америке. Эта страна идет в ложном направлении… Презрительно выпяченная нижняя губа… У них кишка тонка… Смешок… Все, что они выдвигают, просто несерьезно… Misleading and misled country [119], добавлял он почему-то по-английски…
Пренебрежение силой Америки и вообще Запада весьма характерная (и очень опасная для всех) черта нацболизма. С Европой вообще для них вопрос как бы уже решен — надо будет, сдуем, как пыль! Откровенно по-нацистски взирает на Европу новый мессия нацболов поэт Юрий Кузнецов.
Тем, «кто молод», он предлагает уже сейчас снаряжать лошадей, «скакать во Францию-город, на руины великих идей». Нет ни военных, ни нравственных преград — «нам едино, что скажут потомки золотых потускневших людей»!
«Только русская память легка мне!» — восклицает далее поэт и завершает пассаж соображением о том, что «чужие священные камни, кроме нас, не оплачет никто!».
Трудно не увидеть здесь нацболовской мечты о глумлении над разрушенной и порабощенной Европой. Только зря готовит лошадок Кузнецов. Никто этих всадников с их крокодиловыми слезами во «Францию-город» не пустит, а сунутся, так получат такого леща, что копыт не сосчитают. Нацболизм хоть и зловещ, но ублюдочен от рождения, и не только потому, что загодя разгадан, но и потому, что опирается на дурную идеологизированную память, не понимает современного мира, не может оценить реальной мужской силы демократии, включающей и отменную мощь европейских армий, и, между прочим, сознание нескольких миллионов инакомыслящих русских.