Челюсть вновь отвисла, а затем я поспешно зажал рот рукой, чтобы не захохотать во все горло.

Ну почему при встрече с этим солидным серьезным человеком порой становиться так весело?

Вспомнилась старая ассурская хохма:

– О богоравный Афикл! Ну зачем ты бьешься головой о стену? Скажи, ради богов, что ты будешь делать в соседнем узилище?

И опять – грустный вздох:

– Бился плечом я, содравши его преизрядно...

Подземелье вновь вздрогнуло – что-то громадное протискивалось сквозь пролом. Я возблагодарил Аннуаков и все милости их за темноту. При свете мой родственник наверняка кинулся бы обниматься. А в этом случае никакой костоправ не выручит.

– Ты ли окликнул меня, родич мой, Клеотер богоравный? – грустно поинтересовался герой, оказавшись по эту сторону порушенной преграды. – Ибо к тебе я стремлюсь и уж третью стену сокрушаю, чтобы увидеться нам!

– А з-зачем сокрушать? – брякнул я первое, что пришло в голову. – Не проще ли через дверь?

– Нет, то не проще отнюдь, родич мой, Клеотер-повелитель. Клялся сестре я твоей, что не трону засовы дверные. Клятве ж я верен, ты знаешь...

– Правдиво гласишь, о могучий... – только и вздохнул я.

Об Афикле, признаться, я совсем забыл. Выходит – зря. Подземелья Микасы действительно простояли недолго.

– Рассказывай, Афикл! – я осторожно приблизился у шумно вздыхавшему Гильгамешу. Что-то темное и громадное врезалось в мою спину, едва не сбив с ног. Кажется, герой хотел слегка хлопнуть меня по плечу в знак приветствия.

– Дней уже с десять сижу... – грустно начал он. – И поистине грустно мне думать, о богоравный мой друг Клеотер, что сижу я, увы, по заслугам в этом узилище мрачном, столь сходном с Аидом бездонным...

– По заслугам? – поразился я. – Тебя? Да за что?

Он объяснял долго, и постепенно я начал понимать. Сестричка Ктимена оказалась неглупа. Когда Афикл, победив каких-то не вовремя встреченных им чудищ, вернулся в столицу, его пригласили на пир. Ктимена осторожно расспросила о том, поддержит ли он новую власть. Растерявшийся герой начал ссылаться на свою очередную клятву – на этот раз мне – и тут ему поднесли чашу аласийского вина. Он выпил – и очнулся в подземелье. Гильгамешу было сказано, что на него накатил очередной приступ безумия, и теперь ему велено сидеть, не подходя к двери, чтобы кара богов не привела к многочисленным человеческим жертвам. Афикл долго терпел, но затем подобное надоело даже ему, и он, не в силах нарушить клятвы, занялся стенами:

– Ибо узнал я, мой царственный родич и мой повелитель, – пояснил он. – Что и тебе место здесь. И решил испросить я совета...

Узнал он это от Ктимены. Оказывается, отправив меня сюда, царевна поспешила прямиком к Гильгамешу.

– Понял, поссорились вы, – с грустью заметил он. – И поистине это печально, о Клеотер, что безделица стала причиной спора – того, что с Ктименой рассорил тебя. Брат с сестрою враждуют! О боги!...

Я почесал затылок. Вообще-то он прав. Трон в крысиной норе – поистине безделица перед лицом богов. Как говаривал мой учитель хабирру: маета и ловля ветра!

– Дивные речи вела, о ванакт, дочерь Главка! Венец предлагала – мне предлагала! Зачем? Не иначе, она невзлюбила храброго Мантоса. Стыд! И на ложе меня зазывала, ибо иное желает потомство. Ведь хворым сын народился ее. Невзлюбили, несчастную боги!..