– Смотри, он всегда там, когда она только приходит домой или, наоборот, куда-то собирается, – продолжала шепотом Антонелла. – Я думаю, он провожает ее, а потом садится, чтобы перевести дух…
– А ты ее спрашивала? – Я выглянула в окно, с удовольствием наблюдая за таинственным маминым поклонником.
– Да, но она не хочет говорить! – Анто рассмеялась, и я подхватила ее смех, втайне надеясь, что, когда мне стукнет семьдесят, на свете еще останутся мужчины, желающие проводить меня домой.
Мы с Антонеллой накрыли на стол, а la mamma поставила ирис в высокий тонкий кувшин. Он был бледно-лиловым, с крупными лепестками, похожими на языки. Мама объяснила – а Антонелла перевела, – что ей удалось найти первый флорентийский ирис, распустившийся у стен базилики.
– Giaggiolo[51], – произнесла она по слогам тосканское название и объяснила, что лилия, символ города, присутствующий на всех муниципальных знаках, даже на дорожных барьерах и люках, на самом деле giaggiolo. – Они растут здесь повсюду, а как пахнут! – Она протянула мне цветок понюхать. – В апреле и мае город весь в цвету…
На первое был густой сытный суп. Я увидела, что Антонелла добавила в свою тарелку масла, и повторила за ней, потом перемешала. Суп был приготовлен из крупно порезанных овощей, зеленых листьев, белой фасоли и еще чего-то – я никак не могла понять чего.
– Хлеб! – победно воскликнула la mamma.
Антонелла пояснила: они поспорили, что я не угадаю.
– Это риболлита, традиционное тосканское блюдо.
– Видишь ли, cara[52], – объяснила Антонелла. – Тосканская кухня, что называется, la cucina povera[53]. Большинство блюд – крестьянская еда, которую готовят из всего, что есть под рукой, чтобы не оставалось отходов. Она очень приземленная, без изысков…
La mamma возмущенно пожала плечами, и Антонелла стала быстро переводить:
– Когда продукты качественные, как у нас, их не нужно заглушать разными соусами, сливками, маслом. Как французы… – Она неодобрительно скривилась.
La mamma объяснила мне, что риболлиту готовят заранее, с вечера, чтобы вкус настоялся.
– Чем дольше стоит – тем вкуснее!
Это было одно из тосканских блюд, где использовался местный вид хлеба, который становился каменным через день или два, – это я поняла по маленькой буханке, как-то отложенной для меня пекарем.
– Никаких консервантов, cara, – продолжала Анто. – Как тосканские женщины. Никакого ботокса, не то что римлянки! Только естественная красота! – И они с матерью звонко рассмеялись.
С каждой ложкой риболлиты в меня как будто вливалась жизненная энергия – словно это было лекарство. Я последовала совету la mamma не есть слишком много: впереди еще была паста.
– А пока готовится паста, мы попробуем вот это. – La mamma поставила на стол корзину с идеально круглым розовым редисом – первым в этом сезоне и, по ее словам, отличным.
Мы принялись есть его без заправки и в благоговейной тишине, нарушаемой лишь хрустом. Редис был таким острым, что глаза у меня заслезились. La mamma была права: он заслуживал того, чтобы считаться отдельным блюдом.
Потом la mamma принесла блюдо с пастой. Длинные спагетти вперемешку с ярко-зеленым горошком и растопленным пармезаном. На отдельном блюде лежал салат-латук и нут. За столом снова наступило благоговейное молчание. После второй перемены блюд, когда мы все доели,