Жизнь в Колоньоле была тихой и спокойной. Бернардо готовил, Алессандро помогал, и все это перемежалось шутовскими боями в стиле ниндзя. Вскоре и я стала в них участвовать и, накрывая на стол, совершала боковой пинок ногой или рубящее движение рукой, как в карате. Потом мы ужинали, и Алессандро уходил к себе в комнату делать уроки, а мы садились у камина вместе с Коккой. Иногда жарили каштаны, иногда слушали музыку – Бернардо напевал мне свои любимые итальянские песни. Но часто просто сидели в тишине, слушая, как потрескивает огонь и похрапывает Кокка. Огонь действовал успокаивающе, Кокка издавала такое количество забавных звуков, а в объятиях Бернардо было так уютно, что я рисковала навеки увязнуть в этом уюте и спокойствии.
Вокруг царила абсолютная тишина, и мне нравилось наблюдать за спящими внизу собаками; в них было столько жизни и счастья. Вся атмосфера была пронизана покоем, сотканная из чувственных ночей и близости с Бернардо.
Иногда я оставалась и на следующий день, и мы с Бернардо валялись в постели. Глядя из окна, я наблюдала за тем, как солнце медленно ползет по небу и наконец скрывается за горизонтом, раскрашивая облака всеми цветами радуги, от ярко-оранжевого до нежно-розового, озаряя весь двор мягким лиловым светом. Тогда я подбегала к окну и, высунувшись из него, наблюдала за игрой цвета и света, а Бернардо, подойдя сзади и обняв меня за бедра, говорил:
– Мы не хотим, чтобы ты выпала из окна – мы ведь тебя только что нашли…
Когда ночью мы возвращались в дом Бернардо, фары освещали приближавшихся к краю дороги зверей и птиц: сову, усевшуюся на изгородь; дикобраза, вразвалку бредущего по зарослям, растопырив свои острые колючки; длинные ноги и белый пушистый хвост зайца, улепетывающего прочь с дороги. Однажды мы даже видели целый выводок диких кабанчиков с полосатыми спинками, которых вела по лесу их мать.
Днем виноградники оглашались криками фазанов и ленивым хлопаньем их крыльев при попытке взлететь, тетерева и куропатки топтались по дорожкам, кролики суетились в своих загонах, сводя с ума собак. Дикие голуби гнездились в стропилах, пустельга и сарычи кружили в небе, а в полдень по саду порхали бабочки. На кухне был мед из собственных ульев и свежее масло из собственных оливок.
В мой первый приезд Бернардо вручил мне банку меда и бутылку оливкового масла. Я пришла в восторг – я уже знала, что горьковатое свежее масло, ярко-зеленое, почти светящееся, было отжато из плодов тех самых олив, что окружали дом, а мед собран с растущих здесь же цветов и деревьев.
В Колоньоле было не просто красиво, но чисто, природа его была нетронута, и каждый глоток воздуха сладок. За поездку в одно из таких мест – на «лесной детокс» – я бы все отдала в своей прошлой жизни. Прибавьте к этому потрескивание огня в ночи и игры с самой смешной, странной и доброй собакой на свете – и вы поймете, как нелегко мне было возвращаться во Флоренцию.
И все же я сделала над собой усилие. Я старалась как можно чаще отказывать Бернардо, когда он приглашал меня провести с ним ночь в Колоньоле: как отец, он не мог оставаться у меня в рабочие дни. Я привязалась и к Алессандро, и у нас в конце концов образовалось нечто вроде трио, но я была твердо намерена соблюдать равновесие и не нарушать графика написания книги. По опыту отношений с Дино я знала, как это легко, и старалась не забывать об этом, хотя все сильнее привязывалась к Бернардо. Я пыталась сохранять связь с реальностью и не терять головы, решив, что пора взрослеть.