Сам Мамонов стихи писал уже в 70-е годы, но, возможно, непосредственный толчок к песенному творчеству ему дала любовная драма, случившаяся в жизни Петра Николаевича на рубеже десятилетий.
«В 1979 году у Мамонова, который к тому времени уже был женат первым браком, подходившим к концу, появилась новая девушка – Оля Горохова по кличке „Мозги“,– вспоминает Липницкий. – Кличка была обусловлена тем, что она любила говорить мужчинам: „У тебя нет мозгов“. Лечила: дескать, мужчина должен женщину обеспечивать. Именно ей были посвящены „Муха – источник заразы“, „Люляки баб“ и некоторые другие ранние песни „Звуков Му“. Познакомились мы с ней в ресторане „Сосновый бор“ на Рублевском шоссе в Горках-2, куда приехали на концерт „Удачного приобретения“. Они тогда выступали „золотым составом“: Вайт, Матецкий, Михаил „Петрович“ Соколов…»
«Если говорить про какой-то „инспирейшн оф Мамонов“, то я уверена, что никакого такого „инспирейшн“ у него уже не было после меня,– считает Ольга «Мозги» Горохова, проживающая ныне в Генте (Бельгия). – Только я его по-настоящему инспирировала! Он был зверь, а я очень любила природу. Познакомились мы так: я сидела в ресторане у окна и скучала. Вдруг подъезжают три тачки и оттуда вываливается толпа людей в разноцветных костюмах. Пришли, сели, Липницкий стал кидать какие-то купюры в оркестр… Начались гуляние, танцы… Танцевали так, что весь ресторан встал и начал хлопать. Я смотрела на этих людей, открыв рот. Потом один из них, в клетчатых штанах, – это был Петя, – подошел ко мне со словами: „Кто это тут такой сидит?“ – „Это я“. И он пригласил меня на танец. Я сначала сконфузилась и сказала: „Я не умею танцевать“. – „А я тоже не умею танцевать! Я вообще в „Пионере“ работаю“.
На следующий день я иду по Каретному ряду, ловлю такси – и вдруг вижу: на другой стороне улицы стоит тот самый человек в клетчатых штанах, с которым я танцевала накануне. И я стала кричать ему через улицу: „Эй, эй, ты, эй!“ Он тоже узнал меня, перебежал на мою сторону, мы вместе поймали такси, он дал мне свой телефон…
Ухаживать он совершенно не умел: был очень косноязычен, заикался. С женщинами совершенно не мог общаться! Тем он мне и понравился – этой неумелостью своей. Но потом мы стали жить у „Космоса“ на ВДНХ, где все время было полно иностранцев. Я смотрела на них и говорила ему: „Петя, ну что ты такой нищий?“ Я тогда преподавала на курсах иностранных языков при Министерстве просвещения, получала 120 рублей в месяц, мы на них и жили. Петя тогда из „Пионера“ ушел, сидел дома, время от времени надевал наушники и с дурной мордой слушал Weather Report. А я думала: „Какой ужас, что он там слушает, какую-то какофонию, надо поскорее его бросать“. Мне тогда все время снилось, что я от него убегаю, улетаю куда-то наверх, а он меня ловит и тянет вниз. Вот я ему и говорила: „Петя, спустись вниз! Хватит стихов! Иди работать, Петя! Невозможно же!“ И пошел Петя тогда работать в баню. Мы сняли квартиру в Медведково, и он стал приносить домой полные карманы какой-то немыслимой мелочи. Приносил, разбрасывал ее по коврам и кричал: „На тебе деньги, на!“ А я говорила: „Это мало, это мелочь! Давай еще!“ Мне кажется, что работа в бане его тяготила, физически он очень уставал