Вернувшись в пристанище для ветеранов, Ромул пошел искать Секунда: патеру митреума подчинялось больше полусотни бывалых ветеранов, отслуживших в легионах по многу лет. Ромул уже успел полюбить немолодого задумчивого воина. Тот чаще слушал, чем говорил, и в его скупых словах, как и у Тарквиния, неизменно крылась тихая мудрость. Ромул не удивился, когда узнал, что Секунд с этруском давно знакомы.

Патера он нашел в просторном внутреннем дворе, залитом лучами влажного весеннего солнца.

— Рад тебя видеть, — улыбнулся ветеран. — Тарквиний с тобой?

— Нет, — смущенно ответил юноша. — Остался в капитолийском храме.

Секунд вопросительно поднял бровь, и Ромул рассказал все как было. И о куриной крови, хлынувшей на восток, и о перьях, уносимых ветром туда же — в непонятном знамении. И о козленке, и о тревоге гаруспика при взгляде на печень.

Секунд выпрямился.

— Цезарю и вправду грозит опасность?

— Тарквиний в этом уверен. Все случится завтра, в сенате. И я не намерен сидеть сложа руки. Надо предупредить Цезаря.

— Да и охрана ему не помешает, — проворчал патер. — Что он думал, когда распускал испанскую стражу?

— Потому я к тебе и пришел. Я думал, может, ветераны сумеют помочь…

— Конечно.

Ромул облегченно вздохнул и принялся обсуждать с Секундом, как лучше защитить Цезаря. Они рассудили, что надежнее всего будет окружить носилки диктатора, как только он подъедет к сенату. Одно присутствие боевых ветеранов насторожит, а то и отпугнет заговорщиков, если же убийцы все же попытаются напасть, то нарвутся лишь на кровавую расправу почти без шансов на успех: политикам против бывалых легионеров не выстоять.

Тарквиний вернулся намного позже, и Ромул заподозрил, не увидел ли гаруспик еще чего-нибудь важного во внутренностях козленка. При мысли о Бренне, судьбу которого Ромул тоже надеялся выяснить при гадании, юношу окатило стыдом — как он мог забыть! Тарквиний, впрочем, коротко обронил, что не увидел больше ничего важного, и как ни мучился Ромул вопросами о галле, пришлось отложить их до другого раза. Завтрашний день важнее.

— Ты себе места не находишь, — озабоченно заметил Тарквиний.

— Просто надо выспаться. — Ромулу не хотелось долгих разговоров.

— По-прежнему намерен предупредить Цезаря?

— Конечно, — отрезал юноша. — А ты что, поступил бы иначе?

Гаруспик покачал головой.

— Не мне вмешиваться в чужую судьбу. И кроме того, я не стану помогать Риму. Он слишком беспощадно обошелся с моим народом.

— Минули уже сотни лет!

— У меня с прошлым связь прямее некуда, — печально заметил Тарквиний. — Я — последний гаруспик. По милости римлян.

— Конечно. Прости, — пробормотал Ромул, все больше понимая ненависть друга к римскому государству. И все же Тарквиний, верный своим убеждения, не пытался отговорить его от завтрашнего визита к Цезарю. Значит, и сам Ромул должен следовать тому, что считает правильным… Задумавшись о Цезаре, Фабиоле и своем отношении к ним, юноша вздрогнул от следующих слов друга:

— Ты ведь и сам можешь заглянуть в будущее.

— Нет, — виновато отозвался Ромул, зная, что отказом причиняет гаруспику боль. — Извини. Пророчествовать — это не для меня.