Съеденный недавно сухпай рванул вверх к горлу, я снова ощутил вкус ягод и сыра.

Я бы не удержал все это в себе, если бы прямо на нас из чащобы не вылетели несколько бриан. Гибкие высокие фигуры появились сразу с нескольких сторон, я дернулся к одной, дал очередь.

На груди ближайшего вскрылось несколько кровавых нарывов, его отшвырнуло. Другой наскочил на Равуду, тот изящно врезал чужаку прикладом в челюсть, «дикарь» пошатнулся и упал на колени.

Чей-то выстрел разбил ему лоб, и на траву рухнуло уже мертвое тело.

А я застыл, не понимая, что делать, то ли падать и стрелять, то ли бежать вперед, то ли удирать… Из оцепенения меня вывела только царапнувшая по боку пуля — слава выдержавшей бронезащите!

Я увидел упавшего Макса, бросился к нему, лихорадочно вспоминая, где перевязочные пакеты.

— Э, ты что? — выдавил я из воспаленного горла. — Живой?

Макс перекатился на бок, и я увидел, что глаза его моргают, а рот открывается и закрывается — жив, засранец!

— Там! — закричал он, указывая мне за спину.

Я прыгнул в сторону, разворачиваясь на ходу, разрывая мышцы живота предельным усилием. Выстрел грохнул совсем рядом, почки мои сжались, ожидая, что сейчас одну из них разорвет в клочья, и я оказался лицом к лицу с одним из бриан — вытаращенные глаза, черные патлы.

Он вел свою винтовку за мной, я нацеливал автомат, и весь вопрос был в том, кто успеет первым.

Я опередил его на долю секунды, и оружие меня не подвело.

Легкая дрожь, пули начали рвать его живот, но враг непонятно как удержался на ногах. Глянул на меня укоризненно, сделал шаг в сторону, и только после этого упал в сторону, сминая ветки кустарника.

А я продолжал давить на рычажок, рыча и содрогаясь, не обращая внимания на алое мерцание в углу забрала. Изо рта у меня текла слюна, перемешанная с кровью, я чувствовал теплое на подбородке, прикушенный язык зверски болел, ныл бок там, где бронезащита самортизировала попадание.

— Прекрати, все закончилось, его грешную душу уже приняло очищающее пламя, — сказали рядом, и на плечо мне легла тяжелая ладонь.

Я вздрогнул, но сумел отдернуть руку, убрать палец со спускового крючка, а когда повернулся, то увидел зеленое лицо и черные глаза Йухиро — десятник выглядел торжественным, словно мы находились в храме, а не на заваленном трупами поле боя.

— Поздравляю с первым классом, — сказал он, взяв меня за запястье.

Там, где раньше красовался почти прозрачный ноль, теперь золотилась единичка, а показатель опыта застыл на тысяче девятнадцать, но в этот момент я не ощутил по этому поводу ничего, я не обрадовался, я словно вовсе не понял, о чем говорит этот огромный человек, и что значат эти красивые циферки.

— Сегодня не думай распределять, все равно ничего не соображаешь. Подожди, — сказал Йухиро, и опустился на колени рядом с Максом. — А с тобой что, куда ранили? Показывай…

Тут я понял, что вокруг тихо, никто никуда не бежит и никто не стреляет, только шуршат ветки над головой.

Макс ответил плачущим голосом, но я не разобрал, что он сказал, поскольку голова у меня закружилась. Все накопленные за сегодня эмоции, страх, ненависть, отвращение, ринулись наружу, я едва успел откинуть забрало и наклониться вперед, как меня вырвало тягучей и вонючей струей.