Короче, не буду вас долго задерживать. Прошел год и еще год, Бейлка моя выросла, стала, не сглазить бы, девицей на выданье. А Тевье знай свое: возит в тележке сыр и масло – летом в Бойберик, зимой в Егупец, чтоб их затопило, как содом! Видеть не могу этот город и не столько город, сколько его жителей, и не всех жителей, а одного человека – Эфраима-свата, пропади он пропадом! Вот послушайте, что может натворить сват.
«И бысть день», – приезжаю я однажды в середине сентября в Егупец с товаром. Гляжу, – «и прииде Аман»[21] – идет Эфраим-сват! Я вам о нем как-то рассказывал. Человечек он хоть и въедливый, но чуть его завидишь, поневоле остановишься, – такая уж сила у этого человека…
– Слышь ты, умница моя, – говорю я своей кляче, – а ну-ка постой тут малость, я тебе пожевать дам.
И останавливаю Эфраима, здороваюсь с ним и завожу разговор издалека:
– Что слыхать насчет заработков?
– Скверно! – отвечает он со вздохом.
– А в чем дело?
– Делать, – говорит, – нечего!
– Совсем?
– Совсем!
– Что за причина? – спрашиваю.
– Причина, – говорит он, – в том, что браки нынче дома не заключаются.
– Где же, – спрашиваю, – они нынче заключаются?
– Где-то там, за границей…
– А как же быть, – говорю, – такому человеку, как я, у которого и дедушкина бабушка там не бывала?
– Для вас, – отвечает он и протягивает мне табакерку, – для вас, реб Тевье, у меня имеется товарец здесь, на месте…
– А именно?
– Вдова, – отвечает он, – без детей, полтораста рублей приданого, служила кухаркой в лучших домах…
Гляжу я на него и спрашиваю:
– Реб Эфраим, вы кому это сватаете?
– Кому же, – говорит, – как не вам?
– Тьфу, пропасть! Сдурели вы, что ли? – отвечаю я, угощаю лошаденку кнутом и хочу ехать дальше.
Тогда Эфраим говорит:
– Извините меня, реб Тевье, если я вас обидел. Скажите, а кого же вы имели в виду?
– Кого же, – говорю, – иметь мне в виду, как не мою младшую?
Тут он даже подпрыгнул и хлопнул себя по лбу:
– Погодите-ка! Вот хорошо, что напомнили мне, реб Тевье, дай вам бог долгие годы!
– Аминь! – отвечаю. – Желаю и вам до пришествия мессии дожить. Но с чего это на вас такая радость напала?
– Хорошо! – восклицает он. – Замечательно! Лучше некуда!
– Да в чем же дело?
– У меня, – говорит, – для вашей младшенькой есть на примете нечто исключительное, счастье, главный выигрыш, богач, денежный мешок, миллионщик, Бродский. Сам он подрядчик и звать его Педоцур!
– Педоцур? – говорю я, – знакомое имя, из Пятикнижия…
– Да что там Пятикнижие? Причем тут Пятикнижие? Он подрядчик, этот Педоцур, он дома строит, мосты, побывал во время войны в Японии, привез кучу денег, разъезжает на огненных конях, в каретах с лакеями у дверей, с собственной банькой у себя в доме, с мебелью из Парижа, с брильянтовым перстнем на пальце, совсем еще не старый, холостой, настоящий холостяк, прима! И ищет он красивую девушку, кто бы она ни была, раздетую, разутую, лишь бы красавица!..
– Тпр-ру! – говорю я. – Если вы так скакать будете без передышки, то мы с вами, реб Эфраим, заедем невесть куда. Если не ошибаюсь, вы уже как-то сватали того же самого жениха моей старшей дочери Годл.