Сегодня дописать не удастся, потому что минуту назад звонила Машка Калашникова. Она сейчас ко мне придет – поговорить.
Когда я вернулась из лагеря, то выяснилось, что у Машки за каникулы развился сумасшедший роман с Мишкой Ерофеевым из «Б». Машка была такая счастливая и все время меня благодарила за то, что я первая заметила ее красивые глаза. Этот Ерофеев тоже все время говорит, что у нее красивые глаза, и вообще считает ее красавицей. Я рада за Машку. Да и за Мишку тоже. Он мне тоже всегда был очень симпатичен. В детском саду мы были с ним в одной группе, так что я его неплохо знаю.
Ну, вот! Звонок в дверь. Это Машка. Все, допишу завтра.
5 декабря
У Машки и правда очень красивый роман. Ерофеев задаривает ее конфетами и цветами. Где только деньги берет? Они очень выгодно смотрятся на фоне друг друга. Машка белокурая, кудрявая, с серыми в голубизну глазами, а Мишка – абсолютный брюнет с черными глазами. Я заметила, что им многие завидуют. Похоже, что даже Настька Шевченко, у которой по-прежнему никакого друга нет, хотя она красивее всех наших девчонок, вместе взятых.
Ну, что ж! Хватит откладывать! Буду дописывать про то, что произошло со мной в последние лагерные дни.
Утром предпоследнего дня уже в столовой за завтраком все обсуждали предстоящий карнавал. Праздник всех так занимал, что даже обо мне забыли. Конечно, я этому очень обрадовалась. Рассказывать о костюмах не разрешалось, но чувствовалось, что девчонки утерпеть до конца не смогут. С разных сторон обеденного зала все-таки неслось:
– А на плече у меня роза…
– А у меня такой парик, закачаешься!
– А юбка такая… с фалдочками…
Я подумала, что хороша бы была, если бы присоединилась к ним со словами:
– А у меня такие лохмотья: умереть – не встать! И губа с болячкой! И царапина под глазом!
После завтрака мы должны были ехать на какую-то экскурсию, но разбушевалась такая непогода, что ее отменили. Сплошной стеной лил дождь и дул такой страшный ветер, что даже мелкий Финский залив дыбил черные мини-цунами. Я, как и собиралась, взяла в библиотеке парочку детективов и улеглась на постель читать.
Я здорово увлеклась преступлением в фамильном английском замке, когда в дверь постучали. Я даже не сразу поняла, что это ко мне стучат, потому что друг к другу в номера мы всегда входили без всяких церемоний. Я продолжала читать, когда опять раздался явственный стук в дверь. Кто же там такой вежливый?
– Войдите, – сказала я.
Я ожидала увидеть кого угодно, вплоть до Кирилла Михайловича, но только не Игоря. Он был очень бледен и как-то необычно скован в движениях. Я тут же сгруппировалась на постели и готова была бросить ему в лицо заготовленную фразу о прозорливой мамаше.
Игорь вошел, сел напротив меня на Зоину голую кровать и молчал. Я долго терпела его молчание, а потом решила его прервать, потому что терпеть уже не было никаких сил:
– Зачем ты пришел?
– Я читал твой дневник…
– И что? Его все читали. Подумаешь, удивил!
Это я специально так говорила, чтобы только не молчать, а сама мучительно краснела от своих дневниковых рассуждений о бюстгальтерах. Почему-то они меня мучили даже больше, чем бесконечные признания в любви к нему.