Я думала, что Зоя смутится и станет оправдываться, но ничуть не бывало. Она отвечала мне таким спокойным голосом, будто рыться в чужих сумках – норма повседневной жизни:

– Я же не знала, что ты тоже припрешься туда. А твое барахло надела, чтобы меня не узнали. Я уже во всей своей одежде по лагерю ходила. Каждый бы меня узнал.

– И все равно: непорядочно лезть в чужую сумку и брать чужие вещи без спросу!

Я хотела этим заявлением все-таки укорить бесстыдную Зою, но меня вдруг будто кипятком обдало от страха. Я бросилась к своей сумке и принялась перебирать вещи. Одну за другой, одну за другой… Дневника не было… Я копалась и копалась в сумке и очень боялась спросить Зою, где мой дневник. Может быть, я сама его переложила в какое-то другое место, а потому не стоит никому признаваться, что эта рудиментарная вещь у меня присутствует? Сейчас никто не пишет дневников. Это глупо. Меня могут неправильно понять и поднимут на смех.

Я уселась на пол, вытряхнула рядом с собой содержимое сумки и всю ее ощупала, все кармашки и все отделения на «молниях». Дневника не было. Я начала перетряхивать вещи, ощупывая даже трусы с колготками, как будто в них могла затеряться общая тетрадь. Потом я уложила обратно в пустую сумку каждую вещь по отдельности, последним запихнула черный бадлон, и удостоверилась окончательно: дневника нет.

Я бросилась к прикроватной тумбочке и вывалила на пол все, что там было: мыло, пасту, мочалку, нехитрую свою косметику, салфетки и прочее… Тумбочка была пуста. Среди валяющихся на полу предметов гигиены дневника тоже не было. Трясущимися руками я перерыла всю свою постель, встроенный шкаф и все газеты и журналы, которые цветными грудами лежали у нас на столе и на подоконнике. Дневника нигде не было.

Больше всего мне не нравилось то, что Зоя ни разу не спросила меня, что я ищу с такими сумасшедшими глазами. Она знает, что я ищу? Это она взяла дневник? Я боялась спросить. Если она, то это конец. В дневнике столько всего написано про Игоря, что действительно можно подумать: именно Катя Максимова изуродовала Риту. Из ревности.

А еще в дневнике написано многое из того, что вообще не для чужих глаз, например, про то, как я примеряла мамин бюстгальтер, и про последний день Помпеи. А что, если это прочитают мальчишки? Какой ужас! Я опозорюсь так, что впору будет бежать из лагеря.

Все, опишу завтра. Я когда вспоминаю тот день, у меня начинают дрожать пальцы. Девчонки! Никогда не пишите дневников! Они могут попасть в чужие руки, и тогда… Впрочем, нет! Пишите! Делайте то, что считаете нужным! Подлые и непорядочные люди вам не указ!

Долго не могла найти в себе силы дописать, что было дальше. Одно время хотела даже выбросить обе тетради, а потом подумала, что обязательно допишу и сохраню их. Когда у меня родится дочка и будет страдать от безответной любви, я дам ей почитать свои записки. Она поймет, что не одна такая на свете, что многие страдали и до нее и будут страдать после. Мы обязательно с ней поговорим обо всем. Она раскроет мне свою душу, и я помогу ей: утешу, объясню и посочувствую. С советами лезть ни за что не буду, потому что в таком тонком деле советовать опасно. Можно промахнуться, и тогда все! Катастрофа!