Тюремные коридоры, залитые жидким электрическим светом, выглядели на удивление просторными. По обе стороны темнели ровные прямоугольники металлических дверей с огромными засовами и номерами хат, и трудно было представить, что за каждой дверью — камера, вмещающая иной раз до тридцати человек.

Вначале нас завели на склад, где выдали положенные вещи: матрас толщиной с пододеяльник, на котором, вероятно, умер уже не один постоялец минского «Алькатраса», подушку, затертое до дыр полушерстяное одеяло, алюминиевую ложку с обломанным под корень черенком и такую же кружку без ручки. Еще немного по коридору — и спустя мгновение тяжелая металлическая дверь со встроенной «кормушкой» с глухим стуком захлопнулась за моей спиной…

— Здорово, пацаны! — сказал я и в нерешительности замер на пороге.

— Ну привет, — поздоровался кто-то в ответ. — Статья какая?

— 212-я.

— А что это?

— Хищение с использованием компьютерной техники…

— Хакер, что ли?

— Не совсем.

— Ну проходи.

Только сейчас я наконец смог разглядеть того, с кем разговаривал, — худощавого паренька двадцати с небольшим лет, всего в татуировках — из-за табачного дыма, клубами висящего над головами, сделать это с порога было невозможно.

— Макар, — представился он. — Смотрю за этой хатой. А тебя как зовут?

— Сергей.

— Тезка, значит. Ты откуда?

— Из Минска, последний год жил в Украине. Вернулся на родину — и на тебе.

— Неудивительно. Хочешь сесть в тюрьму — приезжай в Беларусь. Хочешь быстро сесть — приезжай в Минск. Слышал такую поговорку?

Я отрицательно помотал головой.

— Ну, еще не раз услышишь. Долго в «отстойнике» продержали?

— Меня нет, вчера привезли — сегодня «подняли». Остальные с пятницы сидели.

— Знаешь, че за камера?

— Нет.

— Эх ты, — Макар сокрушенно покачал головой, — надо было смотреть. С той стороны «тормозов» (так называют дверь камеры) написан номер хаты. Могли бы и к петухам завести, и что б тогда делал?

— Не знаю, но что-то бы делал. Может, «вскрылся» бы или из них кого порезал.

На «сборке» бывалые арестанты рассказывали, что иногда опера специально заводят тебя в хату к «обиженным», если хотят сломать, и в случае, если ты, не дай бог, попал в такую хату, нужно сделать все, чтобы тут же «выломиться» оттуда.

— А смог бы? — с интересом поглядел на меня смотрящий. — «Мойка» хоть есть?

— При себе, — я разжал кулак и показал ему острое узкое лезвие от одноразового станка Bic, которое до этого держал во рту.

— Ладно, отдыхай с дороги, вон на той шконке, — показал он на нижние нары в середине камеры. Там еще один человек спит — Игорем зовут, будете по очереди отдыхать, по двенадцать часов. Это еще ничего, — Макар, видимо, заметил удивление на моем лице, — в других хатах и в три смены спят. Если будет сильно «рубить», договаривайтесь между собой, кто когда отдыхать будет, все на понимании. По быту тебе пацаны объяснят, что будет неясно — у меня поинтересуешься. Ладно, отдыхай, брат, позже поговорим.

Мужику, с которым я делил шконку, было около сорока, и в шрамах на его стриженой голове отчетливо отражались все отмеченные им праздники — вот это я Новый год встретил, а вот этот шрам — после дня рождения. Буйный алкоголик, он сидел по замене режима — вначале ему дали «химию» за неуплату алиментов.