Солнце уже заметно опустилось, через город протянулись тени. Смеркалось, и солнце окрасило багрянцем небосвод на западе. Появилось несколько звезд. Может, он ошибся? Может, Саммаэль попросту покинул город, нашел другую страну, которую попытается подчинить себе? Может, ему, Ранду, не стоило прислушиваться к безумному, бессвязному бормотанию, звучащему у него в голове?

Какой-то мужчина направил Силу. Ранд замер, устремив взгляд на Большой Зал Совета. Количества саидин, которое он почувствовал, было достаточно для прохода; меньшего он бы просто не ощутил, учитывая размеры площади. Это должен быть Саммаэль.

Ранд мгновенно ухватился за Источник, сплел проход и прыгнул сквозь него. Молнии готовы были сорваться с его рук. Он оказался в большой комнате, освещенной высокими позолоченными стоячими светильниками, снабженными зеркалами, и другими, свисающими с потолка на цепях. Со всех сторон его окружали снежно-белые мраморные стены, покрытые изображениями битв и кораблей, теснившихся в гавани Иллиана. В дальнем конце комнаты на высоком белом помосте, к которому вели ступени, стояли похожие на троны девять тяжелых резных позолоченных кресел; спинка центрального кресла была выше, чем у остальных. Ранд еще не успел отпустить проход у себя за спиной, как верхушка башни, на которой он только что стоял, взорвалась. Он почувствовал вал Огня и Земли, град каменных осколков и пыли ударил сквозь проход, бросив Ранда на пол. Боль пронзила бок – острая красная пика, разыскивающая его в Пустоте, в которой он плыл, и все это заставило его освободить проход. В Пустоте Ранд не воспринимал боль как свою. Не его боль, не его слабость. В Пустоте он мог не обращать на них внимания. В Пустоте у него не было тела, которое болело, оно словно принадлежало другому человеку.

Ранд заставил мышцы этого другого человека прийти в движение, встал и, сильно кренясь, рванулся прочь, в сторону помоста. Как раз когда сотни красных нитей прожгли потолок, устремились вниз и выжгли в мраморе пола цвета морской волны широкий круг вокруг того места, где постепенно таяли остатки его прохода. Одна нить вонзилась в каблук, прошла сквозь пятку, и, падая, Ранд услышал свой крик. Не его боль, ни в боку, ни в ноге. Не его.

Перевернувшись на спину, Ранд увидел остатки красных нитей, исчезающих, но еще живых, и понял, что они сплетены из Огня и Воздуха неизвестным ему способом. Он успел разглядеть, откуда они появились. Черные дыры в полу и белая штукатурка потолка с лепниной высоко над его головой громко шипели и потрескивали от соприкосновения с воздухом.

Воздев руки, он сплел погибельный огонь. Точнее, начал сплетать. Ему вспомнился удар, обжегший щеку другого человека, не его, и голос Кадсуане зашипел и затрещал у него в голове, точно красные нити. Никогда больше, мальчик; никогда больше ты не сделаешь этого. Почудился Ранду и далекий голос Льюса Тэрина, в страхе бормочущего, что если он даст себе волю, то снова разрушит мир. Все потоки, кроме Огня и Воздуха, исчезли, и он создал плетение, опираясь на свои впечатления от виденного. Тысяча тонких красных волокон расцвели между его руками, развернувшись веером, они устремились вверх. Кусок потолка в форме круга шириной в два фута рухнул вниз, во все стороны полетели каменные обломки и пыль.